Политическая история нового и новейшего времени знает немало режимов, декларировавших приверженность идеологии, принципиально враждебной всякой традиции, и тотальный разрыв с прошлым. К их числу относится режим, установившийся в Северной Корее после 1945 г. В том, как он себя репрезентирует1 и как квалифицируется при рассмотрении со стороны, есть большие различия. Но и его апологеты, и критики, кажется, едины в том, что начинался он под флагом коммунистической идеологии и что осуществленные в соответствии с ней преобразования заметно трансформировали традиционное корейское общество. Существенным образом изменились его социальные характеристики, отношения собственности и принципы распределения. Религия была вытеснена атеизмом на обочину общественной жизни. Доступность, уровень и содержание образования теперь не те, что были до 1945 г. Сам стиль жизни, праздники и будни, поведение людей стали иными, чем прежде. Ключевые слова: безопасность, власть, партизанский опыт, верность вождю, идеи чучхе, политика сонгун, модель союнгва, национализм. Исторический радикализм северокорейского режима подтверждается его впечатляющим идеологическим пуризмом, гладкой преемственностью поколений. Но можно ли устойчивое воспроизводство режима и модели общественного устройства - этот своеобразный консервативный "реверс" инновации - толковать иначе, чем как неотделимое дополнение к революционному "аверсу"? Не достаточно ли для объяснения устойчивости режима измерить глубину его разрыва с корейскими традициями? Или, напротив, разрыв вовсе не был столь радикальным, как представляется на первый взгляд? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо установить, действительно ли традиции были вырваны с корнем, или они проросли в ткань нового общества, в его институты, ценности и нормы. Есть и другой метод, способный подсказать ответы, - исследование, нацеленное всего на один, зато показательный, аспект проблемы. В качестве такового мы выбрали представления правящей элиты КНДР о безопасности. Здесь в ... Read more