© 2005 г.

Известно, что ни в одной другой части Европы, кроме Британских островов, буржуазные аграрные преобразования не совершались так полно и решительно, как в Скандинавии. Центр тяжести этих преобразований, как и в Англии, лежал там не столько в изменении отношений непосредственного производителя и собственника земли - такое изменение успело произойти раньше - сколько в обновлении самого землепользования, т.е. сельскохозяйственного производства, а именно в Скандинавии (в отличие от Англии, где надолго исчезло само крестьянство) в замене деревни и сельской соседской общины индивидуально хозяйствующим хуторянином.

Швеция принадлежит к тем странам Западной Европы, которые позже Англии и Франции, но раньше Германии и других стран Центральной Европы - уже в начале XIX в. - избавились в основном (но не полностью) от изжившего себя феодального строя. Его разложение в этой стране не потребовало глубокой и кровопролитной социальной революции типа Великой французской или российской, не сопровождалось насильственной экспроприацией частных земельных собственников. Феодальные отношения в Швеции ликвидировались не только стихийно, "снизу", но также и "сверху" через серию межевых реформ 1750-х, 1800-х, 1820-х и следующих десятилетий. Эти реформы в совокупности, несмотря на их продолжительность во времени, нередко именуются в шведской историографии аграрным переворотом, революцией. Главный смысл преобразований заключался: 1) в упразднении общинного землевладения и землепользования; 2) в хуторизации, охватившей большинство сельскохозяйственных районов страны; Швеция стала практически страной без деревень, страной ферм, почему специалисты и стали называть пореформенных шведских хозяев фермерами; коллективные много-дворные поселения сохранились там, где сельское хозяйство играло подсобную роль - на малоземельном обширном шведском Севере; 3) в сохранении - в отличие от британской аграрной революции - крестьян различного достатка как класса.

Общей чертой английских, датских и шведских размежеваний было, по определению шведского культурного географа С. Хельмфрида, "полное разрушение традиционной деревенской системы, рассеяние самого поселения и перераспределение земли по одному или несколько полей на ферму, раздел всех общинных угодий"¹ . Поэтому правы те историки, кто видит в шведских межевых реформах, как и в британских огораживаниях - тем более с учетом значительно более сжатых сроков у скандинавских размежеваний сравнительно с британскими - подлинный переворот, а не просто реформу. Вместе с тем не следует шведские межевые реформы - все вместе и каждую из трех в отдельности ("укрупнение", "соединение" и размежевание "по закону") -отождествлять с британскими огораживаниями (кстати, тоже не одинаковыми на про-

Ахметшина Рауза Набиуловна - кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории Оренбургского государственного педагогического университета.

¹ Helmfrid S. The storskifte, enskifte & laga skifte in Sweden. - General Features. Geografiska annaler, 1961, N 1 - 2, s. 114.

стр. 80

тяжении пяти столетий)² . Прямым подобием огораживаний, как заметил один из первых шведских исследователей межевых реформ С. Даль, был лишь такой вариант осуществления последних, названный им "выделение", при котором сельский хозяин получал право отказа от членства в общине и от подчинения ее принудительному выпасу, хотя те и сохранялись для остальной деревни. "Выделение" как раз и давало право возводить изгороди вокруг своих полей и защищать их от животных, пасшихся на деревенских полях³ . Шведские межевые реформы были нацелены властями на увеличение и улучшение сельскохозяйственного производства, против чересполосицы, общинного землепользования и принудительных общинных распорядков и проводились в три этапа - "укрупнение", "соединение" и размежевание "по закону". Для землевладельцев и крестьян-держателей огораживания означали изменение существующей производственной структуры и увеличение валового объема производства посредством сокращения внутренних транспортных издержек, внедрения плодосменного севооборота - интенсификации сельскохозяйственного производства в целом. Во многих случаях прежние периферийные земельные участки с мелкими самостоятельными производственными единицами на них в виде торпов или хибарок хусменов включались в основную культурную площадь хозяйства самого землевладельца и становились составной частью одной производственной единицы, отныне обрабатываемой самим хозяином (будь он даже крестьянин-держатель) и его работниками вместо прежних торпарей и хибарочников. Мелкие производственные единицы на чужой земле терпели ущерб, страдали от перемен в главном хозяйстве. Если торпари и хибарочники даже не исчезали начисто, их общее производство должно было сокращаться: переход общинных угодий в частные руки, их раздел (приватизация) и включение периферийных земель в производственный процесс основных хозяйств сужали возможности для "мини"-хозяйств.

Первым туром межевых реформ в Швеции, как мы знаем, было "укрупнение", или по словоупотреблению российского законодательства уже знакомое нам "общее размежевание", продолжавшееся и в начале XIX в. Постановления об укрупнении наделов, принятые во второй половине XVIII в., оставались в силе до 1827 г., когда было принято постановление о так называемом законном огораживании⁴ . Несмотря на свой добровольный, факультативный характер и на сопряженные с переверсткой крупные расходы, "укрупнение", как показал с помощью губернаторских отчетов начала 20-х годов XIX в. шведский историк Г. Уттерстрём, на подавляющей части шведской культурной площади к тому времени уже было завершено: Даларна и крайний Север отставали, на юге же - в Сконе - проводился с первых лет нового века иной, более решительный поворот в землепользовании, так называемое "соединение".

"Укрупнение" в разных областях Швеции к 1827 г., т.е. к началу главного в масштабе страны этапа огораживаний, успело охватить лишь часть Эстеръётланда, Скараборгского лена (Вестеръётланд), Вестманланда и Вермланда. Лены Кальмарский, Ёнчепингский, Круноберг (т.е. Смоланд) были укрупнены также, но позднее. Зато некоторые области оказались слабо охвачены "укрупнением" - то были места преобладания или сплошного распространения дворянских и коронных земель, чьи владельцы неохотно обращались к услугам казенных землемеров: свои владения они переверстывали обычно сами. Напротив, на податных землях, а именно в Сёдерманланде, огораживания местами проводились еще до 1749 г. Обычно местность с высоким процентом огороженных поселений имела и высокий процент податной земли с большим числом независимых собственников. Поэтому таких официально проведенных "укрупнений" было много в Вестманланде и Упсальском лене и гораздо меньше в "дворянских" ленах - Мальмёхус и Сёдерманланд. В Сконе, по мнению экономисторика и демографа Г. Фридлициуса, "ук-

² Кофод А. А. Борьба с чересполосицею в России и за границею. СПб, 1906, с. 7.

³ Dahl S. Strip Fields & Enclosure in Sweden. - Scandinavian Economic History Review, 1961, v. IX, N I, p. 61, 67.

⁴ Кофод А. А. Указ. соч., с. 18 и др.

стр. 81

рупнение" вообще не коснулось помещичьих владений и плохо продвигалось даже на землях податных крестьян, порождая долгие споры и дорогостоящие тяжбы⁵ .

В целом "укрупнение" имело малый экономический и пространственный эффект. Оно охватило меньшую часть шведских деревень и поселков и даже огороженные площади перестроило незначительно. На рост населения, вопреки мальтузианским расчетам инициаторов размежевания, оно положительно влияло преимущественно сразу вслед за огораживанием: даже частичная перестройка хозяйства требовала привлечения новой рабочей силы. Затем, однако, в изученных поселениях (район озера Меларен) численность населения упала вследствие частичного вымывания полупролетарских (маргинальных) сельских слоев. В данном случае не сбылись и ожидания чиновника-меркантилиста Я. Фаггота относительно роста земельного обеспечения сельских жителей благодаря новому дроблению укрупненных хозяйств. Произошло даже обратное слияние малых крестьянских хозяйств и большее привлечение ими наемного труда. Промежуточные же сельские слои - "полуимущие" - часто сокращались в численности там, где размежевание и огораживание общинных земель препятствовали сохранению их малых хозяйств на прежнем месте. Чаще, впрочем, перестройка при "укрупнении" не была столь решительной и торпы оставались на прежних местах⁶ .

Перераспределительный, преобразующий эффект "укрупнений" был мал еще и потому, что предписания властей были рекомендательными и не выполнялись сколько-нибудь строго, да и проводились они лишь на податных землях. Ожидаемый рост населения в "разгороженных" местностях был незначительным или вовсе отсутствовал. Напротив, число хозяйственных единиц во многих местах сократилось от огораживаний, и возрос лишь наем рабочей силы. В отношении же промежуточных слоев, главным образом торпарей, итоги "укрупнений" противоречивы: в одних случаях их сгоняли и они становились батраками, в других - возможности для их численного роста улучшились.

Но все же, в связи с проведением "укрупнения", некоторые землевладельцы переселились из прежних деревень поближе к новым полевым участкам. Это стало обязательным в 1783 г. и использовалось для более радикального размежевания. Известны примеры ранних переселений: деревня Веверсунда в Эстеръётланде и знаменитый Сванехольм - сконское имение преобразователя аграрных распорядков Р. Маклеана⁷ .

Параллельно с первоначальной и частичной межевой реформой и на смену ей с начала нового столетия пришли более решительные, подлинные преобразования - "соединение" 1803 г. и размежевание "по закону" 1827 г. В отношении движущих общественных сил этого настоящего переворота между шведскими учеными имеются разногласия. По Э. Ф. Хекшеру, крупному экономисту и экономисторику, - ту же точку зрения разделяют многие исследователи и популяризаторы старшего поколения (К. Г. Вейбулль, Э. Ингерс, О. Бьюрлинг, С. Карлссон) - почин и в деле огораживаний принадлежал помещикам, старавшимся и сумевшим преодолеть сопротивление косной крестьянской массы. Традиционная точка зрения гласит, что передовые идеи в шведской агрокультуре XVIII и начале XIX в. исходили от дворян-помещиков, что именно в поместьях внедрялись и развивались новая аграрная технология и агрономия.

Современные исследователи, прежде всего Фридлициус, обратили внимание на противоречащие господствующей концепции факты. В южной Швеции - лены Мальмехус, Кристианстад, Круноберг - "соединения" в чисто крестьянских округах были проведены с поразительной быстротой, а в чисто помещичьих, напротив, с заметным опозданием. Выводы Хекшера и его современников были, оказывается, сделаны на узком и одностороннем материале нескольких поместных ведомостей и докладов губернаторов. Вслед за шведским историком Л. Херлицем (для юго-западной Швеции)

⁵ Fridlkius G. Population, Enclosures and Property Rights. - Economy and History, 1979, v. XXH:I, p. 7.

⁶ Hoppe G. Op. cit., p. 48 - 53; Svensson I. Rutger Maclean som lanthushallare. - Fran Fugger till Kreuger. Lund, 1957, s. 15 - 34.

⁷ Helmfrid S. "Storskifte" och "laga skifte" in Vaversunda. - Geographische Zeitschrift, 1968, h. 3, s. 194 - 212.

стр. 82

Г. Фридлициус обнаружил на южношведском материале отсталость дворянского хозяйства, абсентеизм знатных землевладельцев, преобладание отработочной ренты - барщины - как решающую помеху для производственных новшеств, застой и убожество держательских хозяйств - дворов помещичьих крестьян Сконе. Приходы с преобладанием дворянского землевладения и на юго-западе, и на шведском юге в самых разных природных условиях обнаруживают значительно более медленный рост населения по сравнению с севером и северо-западом, куда меньший или вообще ничтожный рост числа земельных разделов и укрупнений участков - признаков мобилизации земельной собственности в условиях развивающегося внутреннего рынка. Застойным было, как известно, и аграрно-демографическое состояние сугубо помещичьего Сёдерманланда на востоке средней Швеции⁸ .

Более молодые экономисторики видят динамический элемент аграрного развития не в помещичьем, а в крестьянском секторе, что, впрочем, еще требует проверки по другим областям страны (см. диссертации историков У. Ёнссона, Р. Петтерсона, А.-М. Чёлль). Успех "соединения" в Сконе первых двух десятилетий XIX в. Фридлициус, например, объясняет тем, что к началу века и среди местных дворян-помещиков, и среди крестьян уже имелись сторонники далеко идущих огораживаний, располагавшие средствами для обусловленных новой реформой капиталовложений в жилищное и дорожное строительство, в возведение изгородей и пр. Передовые хозяева встречали сопротивление как среди консервативной части помещиков, мысливших еще по-феодальному, так и среди косных, патриархальных слоев, причем отнюдь не только бедняков. Сомнения и колебания были и у верхушки крестьян, наживавшихся на торговом земледелии при высокой рыночной конъюнктуре и без нового размежевания.

Условия "соединения" и особенно размежевания "по закону" были так составлены, что противники, будь они и в большинстве, оказывались бессильны. Оба указа поддерживались всей мощью центрального правительства, его широкими полномочиями в отношении аграрного устройства, что, вслед за Фридлициусом, особо подчеркивает Р. Петтерсон⁹ . Напомним, что административно-хозяйственное законодательство и до, и после событий 1809 г. осталось в руках короля, т.е. правительства, а не сословного риксдага.

Указ о "соединении" для Сконе 1803 г. тиражировал опыт от успешной местной реформы в имении Маклеана, насаждал "передовой" опыт, но не отменил и "укрупнения". Оба способа размежевания осуществлялись параллельно. Ограниченность "соединений", по мнению шведского историка Г. Хоппе, заключалась в том, что решение о нем принималось членами общины голосованием, т.е. требовало согласия большинства. Если же такого размежевания желал только один хозяин, то он должен был переселяться в одиночку с предельно малыми нарушениями полевой системы своей общины, иначе говоря - переселяться на худшие земли¹⁰ . Уттерстрем и особенно Фридлициус указывают, однако, на то, что достаточно было нескольким желающим выделиться - получить отруба и переселиться - и прежняя полевая система вместе с общиной поневоле рушилась¹¹ . Сами по себе условия "соединения" лишь открывали возможность переустройства, но его сторонники в каждой общине всегда находились.

Успех первых актов "соединения" в Сконе, улучшив положение имущей части крестьян, убедил и колеблющихся в соседних уездах последовать их примеру. Напротив, в помещичьих уездах Сконе, несмотря на полновластие помещиков на своих землях, огораживания и сопровождавший их снос крестьянских усадеб с переносом держательских наделов в состав домена совершались в первые два десятилетия нового века крайне медленно вопреки мнению либеральных историков типа Хекшера. Как раз на дворянских землях прежняя полевая система сохранялась. Фридлициус, однако, заме-

⁸ Fridlizius G. Op. cit., p. 5 etc.

⁹ PetterssonR. Laga skifte i Hallands Ian 1827 - 1876. Stockholm, 1983.

¹⁰ Hoppe G. Op. cit., p. 53 etc.

¹¹ Utterstrom G. Jordbrukets arbetare, d. I-II. Stockholm, 1957, d. I, p. 535 etc; Fridlizius G. Op. cit., p. 7 etc.

стр. 83

чает, что поддающееся проверке число крестьян-держателей на помещичьих землях в эти десятилетия отнюдь не уменьшилось, следовательно, соотношение домена и держаний осталось прежним. Крестьяне-держатели, в отличие от крестьян-собственников, не могли заставить помещика провести "соединение". Прорыв, торжество огораживаний на землях сконских дворян Фридлициус относит к более позднему времени - с половины 20-х годов XIX в., т.е. уже в рамках третьего тура межевых реформ. Еще в 20 - 30-е годы вывоз зерна из Сконе не рос, а стоял на месте¹² .

Для распространения "соединения" на южную и среднюю Швецию в 1804 - 1807 гг. государство выдавало желающим денежные субсидии в Сконе, Скараборгском лене и, позже, на острове Эланд. Однако в природных условиях большей части Швеции (даже без ее лесистого Севера) "соединение" шло медленно и по-настоящему охватило только районы сплошных плодородных равнин - лены Мальмёхус и Кристианстад (т.е. та же Сконе), Блекинге, Скараборг (Вестеръётланд) и примыкающий к материковому южному Смоланду остров Эланд. Учитывая пересеченную местность средней Швеции, власти в 1821 г. отступили от жестких нормативов 1800-х годов и допустили получение отдельными хозяевами нескольких отрубов, что, однако, мало помогло делу. Отсюда новое предписание 1827 г. о размежевании "по закону"¹³ .

Главными побудительными причинами указа о "соединении" Хоппе считает агротехнические: 1) желание поднять уровень организации сельского хозяйства, облегчить внедрение новых севооборотов, индивидуальное независимое хозяйствование, сократить транспортные издержки; 2) устранить оставшиеся общинные земли, в частности на уровне деревень, удовлетворив нужды индивидуальных зажиточных хозяев; 3) шире расселить крестьян и взломать вековую деревенскую общину с ее принудительными полевыми распорядками. Тут действовали и гигиенические, и противопожарные соображения, и - в дальнейшем - расчет на облегчение механизации и рационализации, на внедрение новой агрономии.

Труднее выявить вторичные - социальные - цели огораживаний. При "укрупнениях" цели эти были более очевидными: добиться роста народонаселения через рост сельскохозяйственного производства. В свете отрицательных последствий "укрупнения" - пролетаризации - шведские власти в 1820-х годах старались противодействовать ломке существующей социальной структуры, стремясь облегчить дробление отдельных хозяйств. Для того же, чтобы сделать возможным такое дробление в крупных масштабах, нужно было мобилизовать всю наличную сельскохозяйственную площадь, разверстав и округлив ее. При дальнейшем росте безземельных слоев власти боялись социальных волнений. Правительство стремилось удержать низы под административным контролем (устав о слугах 1833 г.) и помешать росту бродяжничества. Бывших торпарей и хибарочников рассчитывали пристроить в качестве батраков у помещиков и богатых крестьян и на создающихся фабриках. Власти старались и дробление крестьянских хозяйств держать под контролем, чтобы обеспечить возможность рационального на них хозяйствования и сохранить их податную платежеспособность¹⁴ .

Размежевания достигли апогея в 30 - 50-х годах XIX в. Юг и запад страны огораживания охватили раньше, чем восток и тем более север, где они начались лишь в конце XIX в. Размежевание быстрее проводилось в местах более успешного экономического развития. Большая часть южной и средней Швеции была разверстана и огорожена именно на этапе размежевания "по закону" в 1850 - 1875 гг.¹⁵ Началось оно с областей Сконе, Халланда, Смоланда, Блекинге и Вестеръётланда, захватив потом отдельные части меларенского бассейна и Эстеръётланд. Решительно отставала большая часть того же бассейна, гористая местность Сёдерманланд и особенно Даларна.

¹² Fridlizius G. Op. cit., p. 21, 28, tab. 8, diag. 2.

¹³ Ibid., p. 8 - 10.

¹⁴ Ingers E ., Carlsson S. Bonden i svensk historia, d. I-III. Stockholm, 1943 - 1956, d. II, p. 493 - 498.

¹⁵ Hoppe G. Op. cit., p. 63 - 64.

стр. 84

Первое исследование влияния огораживаний на деревни и жителей восточной средней Швеции - диссертация историка К. Сивесанда - показало многозначность этого влияния со стороны огораживаний разного времени и на разные, главное, слои сельского населения на протяжении XVIII-XIX вв. даже в пределах одного региона¹⁶ . Сивесанд обследовал выборочно 10 деревень в Упланде, Вестманланде, Сёдерманланде и Нерке. Он исходил из общего для современных шведских экономисториков историко-материалистического утверждения о том, что именно размежевания заложили основы для распространения капиталистических производственных отношений в сельской Швеции и во всей Скандинавии. Вместе с тем он показал (меньший, чем считалось в старой литературе) драматизм происходящего. Расходы по законному размежеванию оказались довольно скромными. Возможно было провести размежевание в рамках нормального графика сельскохозяйственных работ, в пору их сезонного затишья. Переселения осуществлялись с участием остающихся соседей (по преимуществу их батраками). Остающихся было большинство, но и переселенцы не удалялись от центра старой деревни больше, чем на 600 - 700 м. Торпари и хибарочники подчас не двигались с места. Сивесанд следующим образом оценивал обнаруженное им действие огораживаний на население деревни: если такая ограниченная реформа, как "укрупнение", принесла лишь кратковременный рост населения, то разверстание "по закону" вообще слабо подействовало на местную демографию. Население после него либо остановилось в росте, либо сокращалось; спустя же 10 - 15 лет действие огораживаний на народонаселение больше не прослеживалось. Короче, "укрупнение" принесло рост населения, а разверстание "по закону" - уменьшение населения, таков сенсационный вывод на восточносреднешведском выборочном материале¹⁷ . В огороженных деревнях наблюдался демографический застой. Крестьяне всячески приберегали деньги, боясь лишних расходов. Наибольшую устойчивость среди жителей имели земельные собственники. Торпари и хибарочники в большинстве деревень после размежевания сократились в числе. Пролетарские слои стали в огороженных деревнях явно малочисленнее, при общем росте пролетаризации в общешведском масштабе. Большинство огороженных деревень обнаружили отрицательное сальдо миграции.

К несколько иным выводам на южношведском материале пришел Фридлициус в начатом им большом историко-демографическом исследовании на выборочном и географически ограниченном материале¹⁸ . И он подчеркивает значение социально-экономической дифференциации крестьянства, но не только в качестве одного из важнейших последствий "соединения" и разверстания "по закону", но также и их предпосылок. Ближайшим и главным путем к дифференциации была мобилизация земельной собственности. В прежней научной литературе бытовало мнение, что на крестьянских (податных и коронных) землях решительно преобладали еще в XVIII в. раздел, дробление, тенденция ко всемерному сокращению крестьянских наделов, на помещичьих же (фрельсовых) напротив, консолидация наделов и сгон прежних крестьян-держателей. Последующие исследования сильно ограничили эти представления. Вопреки подсчетам шведского историка Н. Волина, поставленным под сомнение Л. Херлицем, Г. Фридлициусом и другими исследователями, размах дроблений на первом этапе межевых реформ ("укрупнение") оказался незначительным. Напомним, что общее число хозяйственных (но не податных фискальных) единиц выросло за 1750 - 1800 гг. по уточненным данным лишь на 5 - 10%¹⁹ . Второй этап межевых реформ - "соединение", - как считалось в прежней литературе, дал особенно сильный толчок дроблению крестьянских наделов. Первое интенсивное исследование - проверку этого общего положения - по нескольким при-

¹⁶ Sivesand K. Skifte och befolkning. Skiftenas inverkan pa byar och befokning i Malarregionen. Uppsala, 1979. Cp. Hoppe G. Op. cit., p. 65 etc.

¹⁷ Sivesand K. Op. cit., p. 118.

¹⁸ Fridlizius G. Op. cit., p. 3 - 37.

¹⁹ Ibid., p. 11.

стр. 85

родным зонам южной Швеции на материале подушных списков 1803, 1814, 1840, 1865 гг. провел Фридлициус, причем отдельно для крестьянских (с преобладанием крестьянской собственности) и отдельно для помещичьих приходов шведского юга.

Он подтвердил резкое учащение дроблений в период "соединений" 1803 - 1813 гг. по сравнению с XVIII в.: число отделившихся пахотно-луговых участков, будь то в крестьянских или помещичьих приходах, выросло на 20%²⁰ . Если до этапа "соединений", т.е. в XVIII в., чаще всего дробились самые крупные хозяйства, податной мощностью больше одного манталя, то теперь чаще всего делились средние и мелкие хозяйства, мощностью менее 0,5 манталя. Но и на них дробление распространялось неравномерно: высокую частоту дроблений обнаружило относительно небольшое число хозяйств²¹ . Бурный рост числа отделившихся участков объяснялся не столько ростом удельного веса дробящихся хозяйств (еще в 1865 г. 37% хемманов в крестьянских и 50% в помещичьих приходах оставались не разделенными), сколько повторным дроблением одних и тех же хемманов²² . Очевидно, в первой половине XIX в. "соединение" и разверстание "по закону", т.е. решительная перестройка шведского землепользования, действительно ускорили мобилизацию земельной собственности и социально-экономическую дифференциацию внутри крестьянского класса.

По сравнению с ростом числа индивидуальных участков число хозяйств - производственных единиц - росло значительно медленнее²³ . Наряду с дроблением шла и консолидация земельных участков в руках отдельных хозяев. К 1865 г. значительная часть таких участков была присоединена к какому-либо основному хозяйству для совокупной обработки или для сдачи в аренду. По предварительным подсчетам Фридлициуса, к 1865 г. 33% всех участков в крестьянских приходах и 20% - в помещичьих уже были консолидированы²⁴ . Владельцами таких комплексов могли быть и богатые крестьяне, ловящие высокую конъюнктуру на хлебном рынке, и мелкие крестьяне, которым владение несколькими малыми участками давало средства к существованию. Наконец, средний крестьянин мог присоединить к своему полю и участок, арендованный у владельцев, не способных почему-либо его обработать.

В случае огораживаний дробились чаще всего наделы переселяющихся хозяев, т.е. более бедных, чем остающиеся на месте. Скажем, переселенцам не хватало предоставленного им пособия для обзаведения, и они продавали часть надела, либо, вообще, расставались с ним. В южношведских крестьянских и помещичьих местностях оставшиеся на месте хозяйства обладали гораздо большей податной мощностью, чем выселившиеся²⁵ . "Относительно малое число хемманов подвергалось далеко идущему дроблению, тогда как крупные хемманы вообще оставались нетронутыми или увеличивались благодаря консолидациям. И среди мелких землевладельцев мы находим ту же тенденцию: наряду с дроблением имели место консолидации"²⁶ . Отсюда видна ошибочность старых представлений о том, что крестьяне шли на огораживания ради возможности разделить, разбить свои наделы.

В помещичьих районах шведского Юга с огораживаниями XIX в. и одновременной перестройкой сельского хозяйства также связаны были крупные перемещения собственнических прав. Здесь шел троякий процесс: 1) слияние помещичьих держательских участков с доменом или консолидация их в более крупные фермы; 2) огораживание -разверстание крестьянской части имения, для чего рента натурой и деньгами заменялась на отработки; 3) распродажа той же "крестьянской части" - дворов и целых деревень - состоятельным крестьянам или иным покупателям²⁷ .

²⁰ Ibid., р. 11, tab. 2, 13.

²¹ Ibid., p. 14, tab. 4.

²² Ibid., p. 14 - 15.

²³ Ibid., p. 11, tab. 2.

²⁴ Ibid., p. 15.

²⁵ Ibid., p. 16, tab. 5.

²⁶ Ibid., p. 17.

²⁷ Ibid., p. 17 - 18.

стр. 86

О преобладании того или иного варианта в южной Швеции ученые продолжают спорить. Уттерстрём видел главный путь развития в распродаже помещичьих земель. Бьюрлинг выдвигал на передний план распространение домена, сгон крестьян-держателей. Фридлициус же показал, что доля домена во всем помещичьем землевладении изученного им региона выросла за 1805 - 1840 гг. с 23,8 до 35,4%, а к 1865 г. - до 41,8%. Доля же держателей соответственно снизилась с 76,2 до 58,1%, а к 1865 г. до 35,0%. Снижение это с годами все больше уравновешивалось распродажей помещичьей земли: в 1805 - 0, в 1840 - 6,5% и в 1865 - 23,3% от всей этой земли²⁸ .

Как и на крестьянских, консолидация на помещичьих землях продолжалась после 1840 г. с замедлением. Число слияний больше не росло даже в годы хлебного бума - после отмены английских хлебных законов и в пору Крымской войны. Фридлициус объясняет это тем, что многие имения уже достигли наилучших производственных размеров, и дальнейший их рост сулил трудности контроля над рабочей силой и перевозками. Новым явлением теперь стала распродажа помещичьих земель. Они распродавались после проведенного парцеллирования, часто весьма далеко идущего, и оно, это дробление, в свою очередь предполагало предварительное огораживание. Благодаря распродажам вновь стало расти упавшее к 1840 г. число крестьян-собственников. Иначе говоря, в дворянских приходах обнаружился процесс социально-экономической дифференциации, подобный тому, что шел в крестьянских приходах южной Швеции.

Широкую распродажу дворянской земли в 1840 - 1865 гг. Фридлициус объясняет несколькими экономическими и демографическими факторами. Он отмечает давление сельских групп населения, рожденных в 30-х годах и достигавших брачной поры, на земельный рынок. Оплата ими своих приобретений недвижимости облегчалась быстрым ростом сельскохозяйственного производства в предшествующие десятилетия и проистекавшим отсюда накоплением капитала, в свою очередь поощрявшим "неинституциональный" (внутрикрестьянский) аграрный кредит. Крестьянский характер спроса на рынке недвижимости виден по сравнительному росту цен на участки разного размера: по мнению шведского историка С. Мартиниуса, в 30 - 50-х годах сильнее всего выросли цены на участки наименьшего размера. Спекуляция землей велась в расчете на дальнейший рост земельных цен. Что до помещика, то ему продажа отдельных участков была выгодна в силу неудобства управления ими. Продажа была предпочтительнее коммутации - перехода к денежной ренте.

Крестьянский и помещичий секторы шведского сельского хозяйства характеризовались как дроблением, так и слиянием земельных участков. В 1840 - 1865 гг. по мере парцелляции и распродажи помещичьих земель в помещичьих огороженных приходах население стало расти быстрее, чем в остальных помещичьих приходах и даже по сравнению с приходами крестьянскими. Сопоставление помещичьих приходов с распродажами земель и без них показало, что в первых средний ежегодный прирост населения достигал в 1840 - 1865 гг. 26 человек, а во вторых - 5 (в неподвижном помещичьем Сёдерманланде - 4) на 1000. Приходы с капиталистической арендой на помещичьих землях не справлялись с растущим предложением рабочей силы, тогда как приходы с крестьянской собственностью по возможности ее поглощали²⁹ . Помещичьи приходы в несравненно большем объеме, чем крестьянские, поставляли рабочую силу в несельскохозяйственные отрасли.

Огораживания явились определенной фазой, этапом в развитии, экспансии рыночного, мы бы сказали капиталистического, хозяйства. Одной из предпосылок этого развития был и рост населения, ставший тем самым косвенной предпосылкой самих огораживаний, а не только их последствием. Вместе с тем Фридлициус возражает против прямого, мальтузианского выведения огораживаний из нехватки средств к существованию на почве чрезмерного роста сельского народонаселения. Он указывает на то,

²⁸ Ibid., tab. 7.

²⁹ Ibid., p. 31.

стр. 87

что реальная зарплата в конце XVIII в. в южной Швеции не падала, средний брачный возраст не рос, плодовитость браков не снижалась.

В рамках стокгольмского исследовательского проекта "Структурные изменения и механизм приспособления в шведском сельском обществе в период роста населения XVIII-XIX вв." опубликовано и защищено несколько докторских диссертаций, целиком или частично посвященных межевым реформам первой половины и середины XIX в. Теоретические исходные позиции диссертантов различны: наряду с историко-материалистическим подходом есть приверженцы самодовлеющей крестьянской экономики А. В. Чаянова, основателя российской аграрной школы, и особенно так называемой теории собственнических прав, выдвинутой несколькими американскими экономисториками в 60 - 70-х годах³⁰ . Эту последнюю прилагает к шведскому материалу Петтерсон в исследовании размежевания "по закону" в южношведской области Халланд под углом соотношения свободной частной инициативы и правительственного принуждения в межевых реформах. Вместе с творцами теории собственнических прав Петтерсон считает эти права центральным элементом каждого общества. Если угодно, можно рассматривать такое перенесение центра тяжести на производственные отношения, на их главное звено, как объективную, непризнанную уступку сторонников неоклассической политэкономии историческому материализму.

Общинно-чересполосное традиционное землепользование Петтерсон характеризует как систему множественного контроля со стороны нескольких лиц над каждым участком земли данной общины. Подобно английским огораживаниям, шведское размежевание означало сосредоточение контроля над каждым участком в руках одного-единственного лица. Вместе с консолидацией разбросанных полос пашни и луга собственнические права были перенесены с общины на личность. Это привело к исчезновению как коллективных ограничений, налагавшихся на индивида, так и коллективного принятия решений³¹ . Петтерсон присоединяется к американским экономисторикам в их критике по адресу коллективной собственности, обнаруживающей свою несостоятельность по мере растущей дефицитности тех или иных природных ресурсов. Отсюда, из хищнического расточения скудных ресурсов при господстве коллективных собственнических прав, англо-американские экономисторики и выводят "естественность" - необходимость - перехода к индивидуальным или исключительным собственническим правам.

Вместе с тем Петтерсон ограничивает применимость данной теории, упрекая ее творцов в недооценке ими возможности эффективного коллективного контроля за индивидуальным использованием тех или иных ресурсов не только при малом, но и при достаточно крупном размере группы. Самый переход от коллективных собственнических прав к индивидуальным Петтерсон рассматривает как процесс, полный конфликтов, неизбежно вызывающий сопротивление противников перемен. Именно это столкновение интересов и делает необходимым государственное вмешательство в сферу собственнических прав, о чем свидетельствует и опыт освоения земельных и минеральных богатств североамериканского Запада и особенно многовековая история британских огораживаний. Фактор государственного вмешательства в процессе изменения собственнических прав, мы бы сказали активная роль "надстройки", упускается из виду американскими поборниками указанной теории, за что их и критикует шведский экономисторик.

В исследовании Петтерсона налицо и характерный для молодой части шведских экономисториков сравнительно-исторический подход. В сопоставлении особенно с английскими огораживаниями он рассматривает роль государства в перестройке собственнических прав и их действительную перестройку на третьем этапе размежеваний - "по закону". Последнее для Петтерсона - "операция, включающая обмен двоякого рода. Во-первых, некоторые площади, пространства, т.е. разбросанные участки, обмени-

³⁰ Ср.: Вааск В. The Development of Exclusive Property Rights in England: An Exploratory Essay. - Economy and History, 1979, v. XXII:I, p. 63 - 74.

³¹ Petterson R. Laga skifte i Hallands Ian 1827 - 1876. Stockholm, 1983, s. 355 - 356.

стр. 88

ваются на полностью или частично новые, более сосредоточенные наделы. Во-вторых, абстрактные права пользования общинной землей обмениваются на конкретное, исключительное пользование некоей определенной землей"³² . В общем описании процедуры разверстания "по закону" Петтерсон дает мало нового сравнительно с Хельмфридом, Хоппе и др. Наиболее интересно у него исследование хода этого разверстания в южно-шведском, крестьянско-собственническом по преимуществу Халланде, исследование как успешных, так и сорванных размежеваний.

Стимулами шведских огораживаний Петтерсон, как и британские буржуазные исследователи английских огораживаний, считает рост населения, экспансию рынка и рост цен, успехи агротехники, наконец, относительно автономный эффект "диффузии", т.е. подражание уже проведенным размежеваниям. Стимулы эти действовали при посредстве некоторых промежуточных ступеней, влиявших на действие самих стимулов: таковыми Петтерсон считает пригодность земли в данной местности для агрикультуры разного типа, местную структуру землевладения и пороки старой системы землепользования, открытых полей.

На уровне отдельных деревень Петтерсон выяснил связь времени года размежевания с местными особенностями, как то: пригодность земли для обработки, наличие или отсутствие предшествующих огораживаний, мера вредности (неэффективности) системы открытых полей, т.е. величина деревни и степень сложности разверстания. Размежевание "по закону" обычно раньше проводилось в деревнях с опытом прошлых огораживаний, крупные деревни скорее решались на раздел, чем малые. Вместе с тем сложность проведения операции в данной деревне оттягивала принятие решения о размежевании.

Исследование сил и факторов, противодействующих размежеваниям, показало, что прерванные огораживания имели своей главной разновидностью полное их отклонение, т.е. предпочтение существующего порядка. Там, где мотивы такого отклонения известны, они состояли в заявлениях о вредности размежевания "по закону" для данной деревни. В меньшей группе случаев мотивом отказа были протесты против отдельных сторон реформы: нежелание части соседей участвовать в ней, отклонение кандидатуры землемера, возражения против самих масштабов огораживания. Доля отклоненных, сорванных огораживаний составила в изученный Петтерсоном период 12%, а всего выше была в первые 25 лет размежевания "по закону" - 18%. Обе цифры считаются значительными. Противники реформы были в состоянии надолго ее отсрочить. При отсрочке она в 750 случаях растягивалась, по крайней мере, на 10 лет, либо вообще не проводилась³³ . С течением времени хозяева все чаще решались на реформу, число ее противников уменьшалось. Все же при наличии твердой решимости сорвать огораживание это удавалось в 2/3 конфликтных случаев.

Размежевание "по закону" заняло несколько десятилетий и в отдельных случаях совершалось во второй половине следующего - XX в. Быстрее всего реформа проводилась в районах более успешного экономического развития. Делились все виды земельных угодий, включая леса. Движущей силой новых межевых реформ было государство. Выиграли же от преобразований в большинстве провинций не дворяне-помещики, а крестьянская мелкая буржуазия. К 1860 г. крестьянство сосредоточило в своих руках 60% всей внегородской земельной собственности в стране.

В первой половине XIX в. мелкие и средние крестьяне, ведшие потребительское хозяйство и сбывавшие излишки для покупки промтоваров первой необходимости и уплаты налогов или аренды, составляли абсолютное большинство сельских хозяев. Таким же большинством эти крестьяне оставались и во вторую половину века, обеспечивая, по-видимому, и главную часть сельскохозяйственной продукции. Им же принадлежала и большая часть сельскохозяйственной площади, а вместе с крестьянами-арендаторами они практически использовали подавляющую ее часть. После 40 - 50-х годов, когда

³² Ibid., s. 361.

³³ Ibid., s. 367 - 368.

стр. 89

вполне сказались последствия огораживаний и высокой рыночной конъюнктуры, Швеция стала страной преимущественно крупнокрестьянского хозяйства. По стоимости занимаемой им сельскохозяйственной площади это среднекапиталистическое землевладение заняло первое место по сравнению с крупным поместным землевладением и хозяйством, так и средним и мелкокрестьянским землевладением и хозяйством.

К числу ближайших последствий аграрных реформ принадлежали и новые законодательные и административные акты 1827 - 1864 гг., облегчавшие расщепление наделов всех трех категорий облагаемых земель и распродажу надельной земли по частям. При этом сперва установили минимум отчуждаемой "оседлости" в четыре тунланда (в Норланде - шесть), но этот минимум фактически не соблюдался, а за его нарушение не преследовали. Последние помехи мобилизации земли были устранены в конце XIX в.³⁴ В том же направлении действовало предоставление женщинам в 1845 г. равных прав наследования с мужчинами в сельской местности вместо прежнего двукратного преимущества брата над сестрой³⁵ . В 1863 г., тоже после долгой борьбы, было отменено еще средневековое обязательство продавца наследственной земли неродственнику предлагать ее сначала для покупки широкому кругу родственников, иначе говоря, право родственного выкупа³⁶ . Все три мероприятия сводили на нет обязанность и самую вероятность выкупа владельцем более крупной доли надела доли мелкого совладельца. Принцип буржуазного либерализма был, таким образом, близок к своему торжеству.

Как социальный итог шведских аграрных реформ необходимо отметить усиление дифференциации крестьянства и пролетаризацию малоимущих сельских низов. Можно сказать, что в пределах одной и той же страны налицо сочетание обоих путей капиталистического аграрного развития - через крестьянское хозяйство в большинстве провинций и через помещичье - в меньшинстве, но в наиболее важных в общем балансе зернового производства страны. В условиях Швеции оба эти пути не исключали, а дополняли один другой. После победы капиталистических отношений в стране крупные помещики и мелкие аграрии составляли два отряда сельской буржуазии. Некоторые общие интересы производителей сельскохозяйственной продукции и работодателей даже сближали их, противопоставляя, с одной стороны, промышленной буржуазии, а с другой - сельскохозяйственному и промышленному пролетариату. Но решающий этап межевых реформ - 1800 - 1870-е годы - еще не означал сам по себе капитализацию, обуржуазивание сельского хозяйства, он лишь создал для них благоприятные предпосылки. На исходе нового времени в итоге межевых и прочих реформ капиталистические отношения глубоко проникли в сельское хозяйство Швеции. Однако подавляющее большинство шведских крестьян все еще вело трудовое мелкотоварное хозяйство без применения наемного труда и принадлежало к мелким предпринимателям, к мелкой буржуазии. Мелкое животноводческое производство временно даже потеснило крупное хозяйство, вымывание среднего крестьянина еще не заметно. Доля же крупных капиталистических ферм в общем числе хозяйств и в совокупной пашне, в них используемой, даже уменьшилась. Удельный вес капиталистического предпринимательства с постоянной рабочей силой и системой машин в Швеции еще был гораздо ниже, чем в Дании, но гораздо выше, чем в Норвегии.

Шведское крестьянство, включая мелкое, оказалось весьма устойчивым вплоть до второй мировой войны, численно к 1940 г. даже выросло. В 1940 - 1945 гг. мелкопоместные составляли 75% всех хозяйств. Это прямой контраст по сравнению с Англией. Но, несмотря на сохранение мелкого хозяйства, оно испытывало серьезные трудности - и в первую очередь более высокие эксплуатационные расходы. Это объяснялось в основном животноводческой продукцией мелких хозяев и зерновой, кормовой продукцией крупных хозяйств. Низкая рентабельность, а иногда и прямая убыточность части

³⁴ Carlsson S. Bonden i svensk historia, b.III. Stockholm, 1956, s. 204 - 207.

³⁵ Ibid., s. 208 - 211.

³⁶ Ibid., s. 212 - 213.

стр. 90

мелких хозяйств усугубляли их положение и омрачали общую картину. А после второй мировой войны масса мелких крестьян постепенно ушла в промышленность, торговлю, сферу услуг.

Аграрные преобразования в Швеции (в Дании и Норвегии тоже) совершались весьма решительно - за пределами скандинавских стран их можно сравнить только с Великобританией. Британские огораживания XVI-XVIII вв. - главное изменение в аграрной истории Западной Европы. В Швеции огораживания начались во второй половине XVIII в., но мало отставали от британских хронологически. Половина сельскохозяйственной полезной площади в Англии была огорожена к началу XIX в., а в Швеции - к середине XIX в. Решающий этап реформ пришелся на 10 - 70-е годы XIX в.: перестройка как системы землепользования, так и системы землевладения.

В Англии экономический смысл огораживаний заключался в переходе от зернового хозяйства к пастбищному и стойловому скотоводству. Это означало сокращение спроса и расходов на рабочую силу и отсюда обезлюдение сельской местности. В Швеции же, напротив, огораживания вели к интенсификации самого земледелия и расширению запашки. В Англии огороженное хозяйство давало более высокий доход с продажи продукции животноводства, а в Швеции - от продажи зерна. Именно в XIX в. (до аграрного кризиса 80-х годов) Швеция, как никогда до и после, вывозила зерно! Побудительным мотивом к огораживаниям в Англии, а впоследствии и в шведской Сконе, было стремление дворян-помещиков к увеличению своих доходов от зернового товарного сельского хозяйства. Рост доходов происходил от: 1) роста производства и сбыта сельскохозяйственной продукции; 2) повышения производительности труда (эффективности сельскохозяйственного рабочего). Поэтому спрос на рабочую силу после огораживаний в Швеции увеличился, а в Англии (при переходе к мясо-молочному животноводству) - сократился. Наемный труд в Швеции стал применяться более систематически, положение батраков в первой половине XX в. улучшилось, а затем они практически исчезли.

Анализ межевых реформ в Швеции показывает совершенно особый скандинавский тип буржуазной аграрной эволюции, не совпадающий ни с классическим британским, ни с "прусским" или "американским" (известная ленинская альтернатива), а сочетающий черты того и другого, и третьего. При скандинавском варианте обуржуазиваются параллельно как крестьянское, так и дворянско-помещичье хозяйство, однако (в отличие от "прусского" типа) с перевесом для первого, постепенно вытесняющего второе путем покупки земли. В отличие от "американского" типа мелкобуржуазное и среднебуржуазное (с постоянной наемной рабочей силой) фермерство укрепляется здесь не путем освоения колонизационного фонда, "движущейся границы" (сравни российские исследования Г. П. Куропятника и Н. Н. Болховитинова), а посредством серии общенациональных межевых реформ. Реформы учитывали интересы обоих классов-союзников - дворян и крестьянской верхушки - пренебрегая интересами помещичьих крестьян-держателей и большого (в масштабе малой по населению страны) слоя малоимущих полупролетарских слоев. Начавшись на 200 лет позже британских огораживаний, шведские огораживания были не менее радикальны и привели уже в XIX в. к исчезновению коллективных крестьянских поселений-деревень и старинных сельских общин в подавляющем большинстве шведских ленов. В отличие от Британских островов, шведские огораживания облагодетельствовали не столько местных лендлордов, сколько зажиточных крестьян и ускорили становление не фермера-арендатора, а фермера-собственника. Между прочим и английский фермер в XX в. стал собственником земли: в этом смысле именно Скандинавия, а не Британия (как это выглядело при жизни основоположников марксизма) показывает в наиболее чистом виде главный путь буржуазной аграрной эволюции Западной Европы. Предшествуя, подобно Британии, промышленному перевороту, аграрные преобразования ему благоприятствовали: сельская буржуазия обеспечивала растущий внутренний спрос на промышленные товары, особенно агротехнику, пиломатериалы, а затем и химические удобрения; она же охотно помещала свои сбережения в коммерческие банки, приобретала акции и облигации, чем помогала финансировать индустриализацию

стр. 91

Швеции. Поэтому классическими буржуазными аграрными преобразованиями следует, по нашему мнению, считать не английские, а шведские и, в целом, скандинавские.

Европейский опыт XVII-XX вв. показывает, что переход от феодальных структур к буржуазному обществу занял длительный период и осуществлялся разными способами вплоть до установления собственного национального пути капиталистического развития. В этом смысле Россия вписывается в контекст общеевропейской истории. Но особенность российского процесса заключается в том, что для этого ей потребовалось три революции и серия реформ, включая последнюю из них - столыпинскую. Если в странах Западной Европы аграрный либерализм вызревал в органах местного самоуправления, собирал силы вокруг общественных и политических клубов, организовывался в партиях и привлекал к себе массы, то в России инициатива реформ исходила от правительства и осуществлялась без поддержки основных социальных слоев, партий или общественных организаций, которые имели номинальное значение.

Столыпинская реформа проводилась поспешно - в ней чувствовался прежде всего политический расчет - и по преимуществу с неоправданным применением насилия. Беспомощность правительства проявлялась прежде всего в отсутствии необходимых материальных ресурсов и кадров - технических исполнителей. Непродуманность в тактической линии (возможности и пути переселения), ошибки в планировании реформы на начальном этапе (ориентация прежде всего на хутора в разных районах страны без учета местных естественно-географических условий), низкий агрикультурный уровень России, скудность финансовых возможностей самих крестьян и начавшаяся мировая война - все это обрекало реформы на неудачу. Но главным препятствием на пути успешных аграрных преобразований России стало само российское крестьянство (особенно центральных губерний) с его общинно-уравнительным настроением, где отсутствовали такие исторические традиции, как в Прибалтике или Польше, на чьем опыте и был воспитан П. А. Столыпин.

Основная масса российских крестьян видела в общине своеобразную гарантию социальной защиты от помещиков и государства. А по замыслу Столыпина крестьянский вопрос решался с позиции сохранения экономического могущества помещиков. Коренной ломке подлежали только крестьянские общинные земли, а крупные помещичьи латифундии оставались неприкосновенными, тем более что Столыпин пытался изменить лишь экономическую основу аграрного строя, сохраняя в неприкосновенности политическую систему. Поэтому можно сказать, что столыпинская реформа лишь усилила конфликты между крестьянами, помещиками и царизмом.

Необходимо учитывать также, что по мере проведения реформы росла зависимость правительства Столыпина от конъюнктурных интересов поместного дворянства. Нельзя сбрасывать со счетов и сопротивления мероприятиям Столыпина со стороны консервативных бюрократических кругов. Российский либерализм политически был бессилен, поэтому общество не могло решить проблему с помощью реформ.

Но аграрная реформа, неудавшаяся в царской России, позволяет лучше понять причины последующих переломных для страны событий и важную роль крестьянства в ходе и после революции 1905 - 1906 гг. Эти национальные особенности социально-экономического развития царской России более рельефно выступали на сравнительном фоне шведских межевых реформ XVIII-XIX вв. Как показало капиталистическое развитие всего Запада в новейшее время, именно шведская и, шире, скандинавская модель аграрных преобразований оказалась "классической".

Permanent link to this publication: