ФРАНЦУЗ С ГОЛОВЫ ДО НОГ

Политическая, военная и финансовая поддержка Швеции еще со времен Тридцатилетней войны 1618-1648 гг. составляла константу внешней политики Франции. Созданный для противодействия гегемонистским притязаниям австрийских и испанских Габсбургов в Европе франко-шведский союз постепенно, особенно после "исторического примирения" Бурбонов и Габсбургов в 1756-1757 гг., приобретал откровенную антироссийскую направленность. Дипломатия Людовика XV всячески поощряла стремление вступившего в начале 1771 г. на шведский престол молодого и амбициозного короля Густава III освободиться от навязанной его стране Петром I конституции 1720 г., урезавшей права королевской власти в пользу риксрода (сената) и рикссдага (сейма), а также от унизительных для шведов Ништадтского 1721 г. и Абоского 1743 г. мирных договоров, по которым Швеция потеряла Прибалтику и значительную часть Финляндии. Французские субсидии, предоставленные Густаву III в 1771 г., помогли ему подготовить и осуществить в августе 1772 г. государственный переворот, в результате которого королевская власть была значительно укреплена ,за счет ослабления полномочий парламента.

"Француз с головы до ног" ¹ - так называла шведского короля Густава III императрица Екатерина II, имея в виду воспитание, вкусы и политические пристрастия молодого короля Швеции, считавшего Францию не только верной союзницей, но и своей второй родиной, куда он любил приезжать при всяком удобном случае.

"Революция 1772 г.", в подготовке которой самое активное участие принял французский посол в Стокгольме граф Ш.Г. де Вержен, была расценена в Петербурге как явное покушение на итоги Северной войны 1700-1721 гг. и русско-шведской войны 1741-1743 гг., как недвусмысленный вызов России ² . Миролюбивые заверения Густава III, домогавшегося после 1772 г. встречи с российской императрицей ³ , не смогли

Черкасов Петр Петрович - доктор исторических наук, руководитель Центра французских исторических исследований Института всеобщей истории РАН, лауреат премии им. Е. В. Тарле РАН (1997 г.).

¹ Из письма Екатерины II г-же Бьельке. - Сборник Императорского Русского Исторического общества. (далее - Сборник РИО), т. 1-148. СПб., 1867-1916; т. 13, с. 480.

² См. Черкасов П. П. Двуглавый орел и Королевские лилии. Становление русско-французских отношений в XVIII веке. 1700-1775. М., 1995, с. 385-411.

³ В конечном счете Густаву III удалось склонить Екатерину II принять его в 1777 г. в Петербурге. Личное знакомство, положившее начало их многолетней переписке, тем не менее не привело к установлению доверия между ними и к сближению двух стран. Вторая встреча Екатерины II и Густава III состоялась в 1783 г. в Фридрихсгаме. Как и предыдущая, она не имела положительных последствий для русско-шведских отношений. См.: Грот Я. К. Екатерина II и Густав III. СПб., 1877; Catherine II et Gustav III. Une correspondance retrouve. Texte etabli et commente par Gunnar von Proschwitz. Varnam, 1998.

стр. 161

обмануть Екатерину II, предвидевшую новое неизбежное столкновение России и Швеции. Более всего императрица опасалась, что шведский король по наущению Франции вмешается на стороне Турции в русско-турецкую войну, которая велась с 1768 г. Ей было известно о предпринимавшихся дипломатией Людовика XV стараниях реанимировать оборонительный союз между Швецией и Турцией, заключенный ими против России еще в 1739 г. Такого рода опасения вынуждали Екатерину II до самого окончания турецкой войны в 1774 г. держать почти 30- тысячный корпус для прикрытия Петербурга от возможного неожиданного нападения со стороны Швеции.

В то время Густав III, целиком поглощенный внутренними делами, не решился поддержать султана. Но, укрепив свое положение внутри страны, он стал всерьез задумываться о том, чтобы вернуть Швеции утраченные территории в Прибалтике, и прежде всего Финляндию. Как и Екатерина II, Густав Ш считал неизбежным разрыв между Швецией и Россией. "Все клонится к войне в настоящем или нынешнем году, - писал он в 1775 г. - Должно, не теряя ни одной минуты, готовиться к обороне. Чтоб окончить по возможности скорее такую войну, - продолжал король, - я намерен всеми силами напасть на Петербург и принудить таким образом императрицу к заключению мира" ⁴ .

⁴ Цит. по: Брикнер А. История Екатерины Второй. СПб., 1885, ч. 3, с. 448.

стр. 162

Вступление на французский престол Людовика XVI в мае 1774 г. принесло Екатерине II надежду на изменение прежней политики Франции в отношении Швеции. Эта надежда была связана с провозглашенным молодым королем курсом на сокращение государственных расходов, в частности, на внешние субсидии, основным получателем которых была Швеция ⁵ . С большим удовлетворением в Петербурге воспринимали информацию, поступавшую с конца 1774 г. от российского посланника при версальском дворе князя И.С. Барятинского, о нежелании короля Франции и его нового министра иностранных дел графа Вержена продлевать субсидный договор со Швецией. Дипломатия статус-кво, проводившаяся графом Верженом, исключала поощрение каких-либо посягательств на нарушение "тишины и спокойствия" в Европе, поэтому напористая политика амбициозного Густава Ш внушала французскому министру определенное беспокойство. По этим причинам в Версале предпочли воздержаться от дальнейшего финансирования шведских вооружений, что, разумеется, приветствовали в Петербурге. Одновременно новому послу Людовика XVI в Стокгольме графу д'Юссону было поручено внушить Густаву III две главные мысли - о сдержанности во внешней политике и о финансовой экономии. Вместе с тем Франция подтвердила свою готовность оказать Швеции необходимую помощь в случае, если та подвергнется нападению со стороны России или Дании ⁶ .

Густав III, озадаченный перспективой прекращения ставших привычными французских субсидий, в скором времени не преминул воспользоваться этим обещанием для того, чтобы добиться их возобновления. Желая сделать французов более сговорчивыми, король Швеции постоянно жаловался им на угрозу со стороны России и ее союзницы - Дании; одновременно он начал заигрывать с Англией и Пруссией, что вызывало в Версале приступы жестокой ревности. Граф д'Юссон с возраставшей тревогой сообщал об увеличении активности Англии и Пруссии в Швеции. "Два моих главных противника - английский и прусский министры, - докладывал он в январе 1776 г., - рассыпают здесь столько денег, что моих фондов явно не достаточно для того, чтобы уравновесить их влияние" ⁷ .

Боязнь утратить влияние в Стокгольме подталкивала кабинет Людовика XVI к пересмотру ранее принятого решения о прекращении субсидий Швеции. Не заключая пока нового субсидного договора, Франция втихую возобновила помощь Швеции. Французский историк Г. Зеллер полагал даже, что в действительности Франция никогда и "не переставала предоставлять Густаву III субсидии" ⁸ . Вместе с тем французская дипломатия усилила давление на шведское правительство, побуждая его быть осторожнее в отношениях с Россией, не давать Екатерине II поводов для агрессии против Швеции, поддерживать между Россией и Швецией то равновесие, которое сложилось после личного знакомства Екатерины и Густава в 1777 г.

Французская дипломатия преследовала двойную цель: в равной степени не допустить как войны, так и более тесного сближения между Стокгольмом и Петербургом ⁹ . И в том, и в другом случае Франция вынуждена была ради поддержания своего влияния в Стокгольме продолжать в той или иной степени субсидировать Швецию.

Присоединение Крыма к России в 1783 г. создало реальную угрозу возникновения новой русско-турецкой войны. Французская дипломатия, занятая в Константинополе поисками мирного разрешения очередного конфликта между Россией и Турцией,

⁵ См. Черкасов П. П. Людовик XVI и Екатерина II (1774-1776 гг.). - Новая и новейшая история, 1999, N 5, 6.

⁶ См. инструкцию Людовика XVI и графа Вержена от 3 сентября 1774 г., составленную для графа д'Юссона. - Recueil des instructions donnees aux ambassadeurs et ministres de France depuis les Traites de Westphalie jusqu'a la Revolution francaise (далее - Recueil des instructions...). T. 2. Suede. Avec une Introduction et des notes par A. Geoffrey. Paris, 1885, p. 444- 464.

⁷ Цит. no: Zeller С. Histoire des relations internationales. T. 3. Les temps modernes. Deuxieme partie. De Louis XIV a 1789. Paris, 1955, p. 303.

⁸ Ibidem.

⁹ См. Recueil des instructions..., t. 2, p. 467.

стр. 163

старалась предотвратить вмешательство в этот конфликт импульсивного короля Швеции. Маркизу де Понсу, сменившему в июне 1783 г. графа д'Юссона, который умер в январе 1782 г., находясь в отпуске во Франции, было поручено сделать все возможное, чтобы внушить Густаву III мысль о нежелательности и - более того -"невозможности его выступления на стороне турок", даже если из Константинополя последует официальная просьба на этот счет. Маркиз де Понс, гласила инструкция, должен сделать так, чтобы король Швеции "не решал столь деликатный вопрос без консультаций с послом короля" ¹⁰ . В конечном счете при урегулировании "крымского дела" французская дипломатия сыграла сдерживающую роль не только в Константинополе, но и в Стокгольме.

В конце лета 1783 г. Густав III отправился в очередное путешествие по странам Европы, где он не всегда был осторожен в изложении своих политических планов, в частности, в отношении России. Высказывания шведского короля не остались не замеченными Екатериной II. "Говорят, что вы намерены напасть на Финляндию и идти прямо к Петербургу, по всей вероятности, чтобы здесь поужинать, - писала она Густаву в Венецию и добавляла: - Я, впрочем, не обращаю внимания на такую болтовню, в которой выражается лишь игра фантазии" ¹¹. Позднее императрица получила сведения о намерении Густава напасть на Норвегию и Данию, союзницу России. Сообщая об этом Г.А. Потемкину, Екатерина II писала 17 мая 1784 г.: "Данию же ему атаковать не можно, чтоб с нами дело не иметь. И для того, дабы шалости его скорее

¹⁰ Ibid., p. 468.

¹¹ Цит. по: Брикнер A. История Екатерины Второй, ч. 3, с. 449.

стр. 164

унять, приказала я на десять тысяч пехоты и три тысячи конницы, да сорок орудий полевой артиллерии заготовить генеральному штабу за Невою лагерное место, а провиантский магазин - в Финляндии - на то число провиант и фураж на целый год, а ты пришли сюда полка два или тысяч до двух казаков Донских.

Датчане готовятся на всякий случай. Морского же вооружения будет столько, что всю Швецию раздавить можно, а именно: пять кораблей, идущих из Ливорно, три от города Архангельского, да 7 из Кронштадта, а у датчан шесть будут в Зунде. Шведскому посланнику я сказать велела, что слухи таковые носятся и что, хотя, кажется, вероятия не стоят, но чтоб оне знали, что на датчан наступать им неудобно, ибо союзники суть России" ¹² .

Демонстративные военные приготовления России наряду с неосмотрительностью российского посланника в Стокгольме А. И. Моркова, уличенного в тесных контактах с противниками короля из среды шведской аристократии, недовольной ущемлением ее прав в результате государственного переворота 1772 г., облегчили Густаву III достижение его целей в отношении Франции, Англии и Пруссии, от которых он добивался увеличения помощи. Прибыв в начале июня 1784 г. под именем графа Гага в любимую им Францию, Густав постарался убедить Людовика XVI и графа Вержена в серьезности угрозы для безопасности Швеции со стороны России и Дании. По всей видимости, доводы шведского короля показались его собеседникам основательными, поскольку они согласились пойти на заключение секретного договора о союзе и субсидиях между Францией и Швецией. Такой договор сроком на пять лет был подписан в Версале 19 июля 1784 г.

Франция обязалась оказать Швеции помощь сухопутными и морскими силами в случае, если последняя подвергнется нападению со стороны России или Дании. Было удовлетворено давнее пожелание Густава Ш о приобретении для Швеции заморских владений, которыми уже успела обзавестись ее вечная соперница - Дания: Франция согласилась уступить Швеции один из маленьких островов Антильской группы - о-в Сен-Бартелеми. Но самым важным было возобновление французских субсидий в размере 1,2 млн. ливров ежегодно в течение шести лет. Кроме того, Швеции была предоставлена "чрезвычайная помощь" в 6 млн. ливров, выплачивавшихся по 100 тыс. ежемесячно, начиная с июля 1784 г.

Швеция же обязалась в случае нападения на Францию какой- либо державы - имелась в виду, конечно, Англия - предоставить в ее распоряжение в трехмесячный срок 12 линейных кораблей, 6 фрегатов и 12-тысячный корпус пехоты, оснащенный артиллерией ¹³ .

Подписанный в Версале договор был победой Густава III, сумевшего получить от Франции все, что он хотел. Франции же версальский договор не дал ничего, кроме обременительных политических обязательств и непредвиденных расходов, пагубных для ее и без того расстроенных финансов. Возложив на слабеющую Францию дополнительные тяготы во имя ложно понятых интересов сохранения "тишины и спокойствия в Европе", а также ради укрепления безопасности Швеции, Людовик XVI и министр иностранных дел граф Вержен совершили серьезную ошибку - они поощрили воинственные настроения Густава III, который в скором времени и выступил нарушителем европейского мира.

¹² Екатерина II и Г. A. Потемкин. Личная переписка 1769-1791. Изд. подг. B. C. Лопатин. М., 1997, с. 194-195. Дания с давних пор была союзницей России против Швеции. Первый союзный договор между двумя странами был заключен еще в 1493 г. и впоследствии неоднократно возобновлялся. В 1766 г. Россия и Дания заключили оборонительный договор против Швеции, подтвердив взаимные гарантии сохранения в неизменности шведской конституции 1720 г. В 1773 г., через год после переворота, осуществленного Густавом III, Россия и Дания заключили новый оборонительный союз, предусматривавший взаимные обязательства сторон в случае шведской агрессии против одной из них.

¹³ Flassan. Histoire generale et raisonnee de la diplomatic francaise, ou de la politique de la France depuis la fondation de la Monarchic jusqu' a la fin du regne de Louis XVI, t. 7. Paris, 1811, p. 370-375.

стр. 165

Подписание франко-шведского договора о союзе и субсидиях оставалось тайной в течение четырех лет - до той поры, пока Густав III, перевооружив на французские деньги армию и флот, не предпринял нападения на Россию - в то самое время, когда она вела войну с Турцией. Изучение донесений Барятинского из Парижа, относящихся ко времени пребывания во Франции Густава III, показывает, что российский посланник, как и весь тамошний дипломатический корпус, ничего не знал о договоре, подписанном в Версале.

Однако подготовка шведов к войне не составляла секрета для российской дипломатии. Неясно было одно - направление готовившейся агрессии. Екатерина II считала, что Густав III нападет на Норвегию. "По известиям из Швеции вооружения продолжаются, - писала она Потемкину 8 июня (28 мая) 1784 г., - посмотрим, дадут ли французы денег на завоевание Норвегии" ¹⁴ . Деньги-то Густаву III французы дали уже через месяц, но они были убеждены, что пойдут эти деньги для обороны Швеции, а вовсе не для агрессии.

Занимаясь военными приготовлениями, шведский король постоянно жаловался своему французскому "кузену" на возраставшую угрозу со стороны России, в частности, на наращивание ее морских вооружений. "Какое вам дело до Кронштадской верфи? - раздраженно писала Екатерина II в апреле 1785 г. своему постоянному корреспонденту во Франции Мельхиору Гримму, сообщившему ей о ведущихся в Париже разговорах относительно военных приготовлений России. - Разве господин Густав не выстроил в четыре года двадцать кораблей на французские деньги? Я строю на свои собственные", - язвительно заключала она ¹⁵ .

"Война нервов" между Россией и Швецией вступила в решающую стадию с началом русско-турецкой войны в сентябре 1787 г. Густав III увидел, что ему предоставляется уникальная возможность попытаться реализовать давно вынашиваемые планы в Прибалтике. Он никогда бы не решился в одиночку бросить вызов Екатерине II, сознавая несомненное военное превосходство России. Теперь же, когда основные силы русской армии были отвлечены в район Северного Причерноморья, где шла война против Турции, король Швеции посчитал вполне возможным не только вернуть себе всю Финляндию, но даже захватить и Санкт- Петербург. Густав III вдруг вспомнил о старом оборонительном союзе, заключенном в 1739 г. между Швецией и Турцией против России, хотя в годы предыдущей русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Швеция не сделала ровно ничего, чтобы помочь своей союзнице, так как считала договор 1739 г. давно устаревшим. Теперь же, в 1787 г., Густав III решил реанимировать давний союз с Турцией. Шведский посланник в Константинополе приступил к проведению интенсивных переговоров с великим визирем и рейс-эфенди о согласованных военных действиях против России и о заключении нового союзного договора. Наконец, летом 1788 г. такой договор был подписан, предрешив вступление Швеции в войну против России.

Для Турции же первостепенное значение приобрел вопрос о недопущении русского флота из Балтийского моря в Средиземное, как это имело место в 1769-1770 гг. Сама возможность подобной экспедиции в решающей степени зависела от помощи морских держав - Швеции, Англии, Голландии, Франции и Испании: захотят ли они пропустить русские военные корабли в Средиземное море? Шведский посланник в Константинополе, как и его британский коллега, заверили рейс-эфенди, что Швеция и Англия не выпустят русский флот из Балтийского моря. В то же время посланник Густава III в Петербурге барон Нолькен проявлял повышенный интерес к морским приготовлениям России на Балтийском море. "Шведский министр, - докладывал в октябре 1787 г. из русской столицы французский посланник Л.-Ф. Сегюр, - кажется мне весьма обеспокоенным вооружением галер в Кронштадте. Я стараюсь его успокоить тем, что

¹⁴ Екатерина II и Г. А. Потемкин, с. 195.

¹⁵ Русский Архив. 1878, N 9, с.107.

стр. 166

императрица слишком занята турками, а ее приготовления на севере носят исключительно оборонительный характер" ¹⁶ .

С конца 1787 г. военные приготовления Швеции заметно активизировались, вызвав болезненную реакцию в Петербурге. "Здесь наблюдается непреходящее беспокойство и сильное озлобление в связи с вооружениями, предпринимаемыми королем Швеции, - сообщал в Версаль французский посланник в апреле 1788 г. - ...Поведение шведского короля побудит императрицу отдать приказ о вооружении 10 линейных кораблей и 10 галер, предназначенных для крейсирования в Балтийском море. Гарнизоны русских крепостей на границах со Швецией в самом скором времени должны получить подкрепления. Только что в эти крепости были направлены инженеры для руководства работами по их укреплению" ¹⁷ . Самое ближайшее будущее покажет, насколько своевременны были меры, принятые императрицей для укрепления Фридрихсгама, Вильманстранда и Нейшлота.

"Беспокойство в отношении Швеции сохраняется, чему способствует многозначительное молчание барона Нолькена, - докладывал Сегюр три недели спустя. - Если военная подготовка, осуществляемая королем Швеции, имеет целью лишь обеспечение безопасности шведского побережья, то непонятно, почему он скрыл это от своего посланника и не поручил ему рассеять здешние опасения, возросшие в связи с переговорами между Швецией и Пруссией" ¹⁸ . Граф Сегюр пытался, как мог, делать, то, чего по непонятным причинам, не делал барон Нолькен - успокоить естественную тревогу императрицы и ее министров в отношении Швеции.

В связи с военными приготовлениями Густава III Екатерина II заметила, что "императрица Анна Иоанновна в подобном случае велела бы сказать, что в самом Стокгольме камня на камне не оставит... С твердостью тогда подействовала, - добавила Екатерина II, - а теперь Россия вдвое сильнее" ¹⁹ . И все же императрица хотела любой ценой избежать крайне нежелательного для нее в то время столкновения со Швецией. "Я Шведа не атакую, он же выйдет смешон", - заявила она 9 июня (29 мая) 1788 г. в узком кругу ²⁰ . Спустя несколько дней Екатерина повторила эту мысль: "Мы Шведа не задерем, а буде он начнет, то можно его проучить" ²¹ .

Свое отношение к Густаву Ш и его поведению императрица откровенно изложила в письме барону Гримму. "Вот мой многоуважаемый брат и сосед, тупица, затевает вооружения против меня на суше и на море, - писала Екатерина 9 июня (29 мая) 1788 г. - Он сказал своему сенату речь, в которой изложил, что я вызываю его на войну, что-де о том удостоверяют все донесения его здешнего посольства... По выходе из сената Его Величество отдал приказание вооружить галерный флот и двинуть в Финляндию семь полков; надобно думать, что они теперь уже выступили в поход. Если он меня атакует, я, надеюсь, сумею оборониться и, обороняясь, буду говорить, что его следует посадить в сумасшедший дом; если же не атакует, то скажу, что он еще более полоумный, поступая так, как он поступает, с целию оскорбить меня" ²² .

Самое серьезное беспокойство в связи с военными приготовлениями Швеции стали проявлять в Версале, где, по- видимому, с опозданием осознали совершенную в июле 1784 г. ошибку. Российский посланник И. М. Симолин в мае 1788 г. сообщал в Париж, что министр иностранных дел Франции А.- М. Монморен получил из Стокгольма тревожные известия о подготовке шведского флота в составе 12 линейных кораблей и такого же числа фрегатов. Монморен доверительно передал Симолину слова шведского посла барона Сталя, сказанные ему при личной встрече: "Эти меры

¹⁶ Archives des Affaires Etrangerse (далее - AAE). Correspondance politique. Russie, 1787, v. 122, f. 181 verso-182. Сегюр - Монморену, 23 октября 1787 г.

¹⁷ Ibid., v. 124, f. 235-237 verso. Сегюр - Монморену, 11 апреля 1788.

¹⁸ Ibid., f. 274 verso-275. Сегюр - Монморену. 2 мая 1788.

¹⁹ Дневник А. В. Храповицкого. С 18 Января по 17 Сентября 1793 года. М., 1901, с. 41.

²⁰ Там же, с. 50.

²¹ Там же, с. 51. Запись от 18 (7) июня 1788 г.

²² Русский Архив, 1878, N 10, с. 156.

стр. 167

будто бы связаны с намерением Екатерины II направить эскадру в Средиземное море" ²³ .

Обеспокоенный Монморен настойчиво заверял Симолина в том, что Франция постарается рассеять опасения, существующие у Густава III, но для этого нужно, чтобы Россия сохраняла сдержанность. Министр обещал использовать все влияние Франции в Стокгольме, но отметил возросшее давление на короля Швеции из Лондона и Берлина. Главное, как подчеркнул Монморен, это "сохранить спокойствие на Севере" ²⁴ .

Недвусмысленное осуждение действий Густава III Монморен высказал и в письме, адресованном Сегюру. "Вы совершенно правильно поступаете, смягчая, насколько это возможно, озлобление, существующее в Санкт-Петербурге относительно поведения короля Швеции. Этот государь, который не консультируется со своими друзьями, - писал французский министр, - делает много такого, что представляется неуместным. Он только что приказал вооружить 12 линейных кораблей и несколько фрегатов. Мы не знаем, какова его цель, но мы с трудом можем заставить себя поверить, что он вознамерился вступить в конфликт с императрицей" ²⁵ . Соображениями о том, что Густав Ш действует без всяких консультаций с Людовиком XVI, граф Монморен делился с Сегюром и в последующих письмах. "Поведение этого государя необъяснимо, - писал Монморен 30 мая 1788 г. - ... Он видимо, не сознает ни сил России, ни слабости Швеции. Заверяем вас, - убеждал Сегюра министр иностранных дел, - что у нас нет никакой информации относительно его планов, но мы делаем все от нас зависящее, чтобы отвратить его от пагубного решения" ²⁶ .

²³ Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), Ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 456, л. 150об.-151. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 16 (5) мая 1788 г.

²⁴ Там же, л. 162-162об. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 30 (19) мая 1788 г.

²⁵ ААЕ. Correspondance politique. Russie, 1788, v. 124, f. 309 verso. Монморен - Сегюру, 15 мая 1789 г.

²⁶ Ibid., v. 123, f. 317 verso. Монморен - Сегюру, 30 мая 1789 г.

стр. 168

Не сумев предотвратить русско-турецкую войну, французская дипломатия удвоила усилия с целью предостеречь Густава III от нападения на Россию. 20 июня 1788 г. посол Франции в Стокгольме маркиз де Понс получил дополнительную инструкцию, предписывавшую ему "постараться отвратить этого государя (Густава III. - П. Ч. ) от его пагубного замысла (войны против России. - П. Ч.), прежде чем будет начато его осуществление". Далее в инструкции говорилось: "Следует внушить Густаву III, что самый большой успех в войне принесет ему лишь мимолетную славу и что очень скоро он окажется во власти беспощадного врага, от которого его никто не сможет защитить" ²⁷ .

Людовик XVI решил прибегнуть к крайнему средству воздействия на "кузена" - недвусмысленной угрозе прекратить субсидирование его военной авантюры, если она будет начата. В инструкции, данной маркизу де Понсу, будущее франко-шведских отношений непосредственно увязывалось с тем, начнет ли Густав войну против России или воздержится от нее. "Если планы и намерения короля Швеции есть результат его сговора с Англией и Пруссией с целью причинить максимально возможный ущерб русским, - гласила инструкция, составленная графом Монмореном, - то король не сможет более рассматривать короля Швеции в качестве своего давнего друга, заблуждение которого Его Величество будет оплакивать и гибели которого он не сможет более воспрепятствовать" ²⁸ .

Боясь, как и в случае с Турцией, обвинений со стороны России в поощрении агрессивных устремлений Густава III, глава французской дипломатии всеми средствами пытался рассеять подобного рода подозрения. За несколько дней до нападения Швеции на Россию Симолин сообщал в Петербург, что в беседах с ним министр иностранных дел Франции "постоянно повторяет, что король Швеции не консультировался с Францией, начав военные приготовления, так как он знал наперед, что она (Франция. - П. Ч. ) не одобрила бы их". За действиями Густава III, по мнению Монморена, следовало видеть интриги Лондона и Берлина. Вместе с тем Монморен настоятельно призывал Россию сохранять спокойствие и выдержку ²⁹ .

Инструкция от 20 июня 1788 г., наряду с другими документами французского министерства иностранных дел, подтверждает непричастность Франции к разжиганию войны между Швецией и Россией, хотя франко-шведский договор о союзе и субсидиях 1784 г., вопреки ожиданиям Людовика XVI, безусловно, стимулировал военные приготовления Густава III. В этом смысле реакция французской дипломатии на воинственные настроения короля Швеции была явно запоздалой. К тому же сама Франция в 1788 г. находилась в столь критическом финансовом положении, а ее международное влияние настолько ослабло, что "француз с головы до ног" счел возможным пренебречь советами своего союзника, Людовика XVI. Перед лицом очевидного упадка Франции, находившейся на пороге революции, король Швеции, как и турецкий султан, поспешил переориентироваться на Англию и Пруссию, умело натравливавших его на Россию.

НАЧАЛО ВОЙНЫ

У Густава III были вполне определенные планы. Он давно мечтал о возвращении Прибалтики, включая "русскую" Финляндию, под власть Швеции, а также о присоединении Норвегии. Были у него претензии и к Дании. Принимая решение о совместной с Турцией войне против России, Густав III исходил и из соображений внутриполитического характера. Дело в том, что со времен осуществленного им в 1772 г. государственного переворота российская дипломатия не оставляла попыток вернуть

²⁷ Recueil des instructions..., t. 2, p. 472.

²⁸ Ibid., p. 476.

²⁹ АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 457, л. 1-1об. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 13 (2) июня 1788 г.

стр. 169

Швецию к "олигархической" конституции 1720 г. и с этой целью полномочные министры Екатерины II в Стокгольме - граф И. А. Остерман, И. М. Симолин, А. И. Морков, а с 1786 г. граф А. К. Разумовский - поддерживали самые тесные отношения с оппозиционной королю фракцией риксдага, нередко участвуя в тайных сходках оппозиционеров. Деятельность российских дипломатов в Швеции вызывала нараставшее раздражение у Густава, просившего Екатерину II отозвать сначала Моркова, а затем и Разумовского, действия которых представлялись королю опасными для устойчивости его трона. Победоносная война против России, по убеждению Густава III, облегчила бы ему окончательный разгром оппозиции внутри собственной страны. Король не учел двух обстоятельств, оказавшихся для него роковыми: явно недооценил возможности противника вести войну на два фронта, доверившись угодливым донесениям своего посланника в Петербурге барона Нолькена о якобы совершенно плачевном состоянии России, а также не предвидел, что эта война с самого начала станет непопулярной в шведском обществе.

Непосредственными поводами к объявлению войны России Густав III избрал подготовку русского флота в Кронштадте для похода в Средиземное море, которую расценил как угрозу безопасности своей страны, а также недопустимое, по его убеждению, вмешательство русского посланника в Стокгольме во внутренние дела Швеции. Это вмешательство выразилось в том, что граф Разумовский 18 июня 1788 г. подал шведскому министру иностранных дел ноту, в которой потребовал объяснить смысл предпринимаемых Швецией активных военных приготовлений. "Императрица, - говорилось в ноте, - объявляет министру Его Величества, короля шведского, а также и всем тем, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют, что Ее Императорское Величество может только повторить им уверение своего миролюбия и участия, приемлемого ею в сохранении их спокойствия" ³⁰ .

Упоминание о "тех, кои в сей нации некоторое участие в правлении имеют", т.е. о риксдаге и риксроде, было воспринято Густавом как личное оскорбление и как покушение на осуществленную им в 1772 г. "революцию", тем более что граф Разумовский позаботился о публикации своей ноты в шведских газетах. Король в самых решительных выражениях потребовал удаления русского посланника.

Не дожидаясь ответа из Петербурга, Густав III приказал организовать пограничный инцидент, дабы иметь непосредственный повод для открытия военных действий. 2 июля (21 июня) 1788 г, шведский отряд, переодетый казаками, напал на шведский же таможенный пункт в окрестностях Нейшлота, в Финляндии, после чего король, в обход конституционной прерогативы риксдага на объявление войны, дал приказ атаковать Нейшлот и начать наступление в Финляндии.

Тем временем секретарь шведского посольства Шлафф, замещавший отозванного в Стокгольм барона Нолькена, срочно попросил о встрече с вице-канцлером графом Остерманом, которому вручил заранее подготовленную ноту, выглядевшую как ультиматум. Вот как описывала эту историю Екатерина II в письме Гримму 5 июля 1788 г.: "Вице-канцлер, по моему приказанию, его (Шлаффа. - П. Ч .) принял и выслушал; он прочел ему ноту с довольно длинным, многословным, нелепым вступлением, в которой не постыдились даже припомнить бунтовщика Пугачева. Но все это ничего пред мирными условиями, которые предлагал России его Шведское величество:

1. Подвергнуть примерному наказанию графа Разумовского неведомо за что, так как его величество никогда не жаловался на графа и даже в той самой ноте, которой ему предписывалось выехать, воздал ему просторную и весьма насыщенную похвалу. Я думаю, в первый еще раз на свете высылают посланника, который является с мирными и дружескими уверениями, и требуют наказать представителя иностранной державы, которого сами же осыпали бесконечными похвалами.

2. Чтобы я возвратила Швеции Финляндию до Систербека, включая Нейшлот и Кексгольм.

³⁰ Цит. по: Брикнер А. История Екатерины Второй, ч. 3, с. 454.

стр. 170

3. Чтобы я приняла посредничество его Шведского величества для заключения мира с Турцией.

4. Чтобы я уполномочила его предложить Туркам Крым и что, если они не захотят мириться на этих условиях, предоставить ему право заявить им, с моей стороны, готовность восстановить границы в том виде, как оне были в 1768 г.

5. Чтобы я приступила к разоружению на суше и на море и отодвинула свои войска от вышеупомянутых границ как со стороны Швеции, так и со стороны Турок, а ему бы предоставила не разоруживаться впредь до окончательного выполнения сего мирного трактата".

Далее Екатерина продолжала свой рассказ об обстоятельствах начала войны так: "Его Шведское величество, высадившись в Финляндии, нашел, однако, что пыл его войск не совсем соответствует его собственному; тогда, дабы поднять их дух, он велел объявить им, что пускай они только следуют за ним, что он им обещает превзойти и затмить славу Густава-Адольфа и довершить начатое Карлом ХII-м (т.е., по-видимому, окончательную гибель Швеции). Сообразно с сим, он велел приготовить себе полное вооружение, в которое намерен облекаться для сражений, - латы, набедренники, наручники (металлические нарукавники. - П . Ч .) и шлем с великим множеством перьев. Прощаясь с стокгольмскими дамами, он приглашал их завтракать с ним в Петергофе... И так, стало быть, сэр Джон Фальстаф (т.е. Густаф III. - П. Ч. ) впутался в скверную историю. Посмотрим, что-то из этого выйдет" ³¹ .

Прусский посланник в Петербурге барон фон Келлер, которому вице-канцлер Остерман с ведома императрицы дал прочитать шведскую ноту, заметил, что содержавшиеся в ней "неистовства, нелепости и клеветы" свидетельствуют о том, что она "сочинена в замешательстве ума" ³² .

Шведский ультиматум был, разумеется, отвергнут, и 11 июля (30 июня) 1788 г. Екатерина II с тяжелым сердцем подписала манифест о начале войны против Швеции, подчеркнув, что эта война навязана ей против ее воли ³³ . Несколько недель потребовалось Екатерине II, прежде чем она сумела склонить своего союзника, датского короля, выполнить его обязательства перед Россией, ставшей жертвой агрессии. Лишь в августе 1788 г. Дания вступила в войну, начав наступление в районе Гетеборга. Впрочем, участие Дании в войне против Швеции оказалось скоротечным...

В условиях изнурительной войны на юге императрица явно желала избежать еще одной войны на севере, в непосредственной близости от Петербурга. За шесть дней до подписания манифеста, еще надеясь, видимо, на мирное разрешение конфликта, Екатерина писала Потемкину: "Везде запрещен первый выстрел и ведено только поступать оборонительно... Из Берлина есть известие, будто Король Прусский хочет вступить в медиацию между нами и шведами. Я от сего не прочь, лишь бы кондиции были непостыдные, а сохранить мир настоящий либо на разоружение, что противу шведов, мы согласиться можем, лишь бы с обеих сторон равно было. Для меня, конечно, выгодно, что денег взял у турок, ибо у них меньше будет. Дай Боже вам способы примириться скорее. Простой народ у нас Короля Шведского хочет бить кнутьями, и на него ужасно сердиты" ³⁴ . "Если Король Прусский предложит медиацию, то приму", - писала Екатерина б июля (25 июня) в другом письме Потемкину ³⁵ .

Однако примирение России и Швеции вовсе не входило в планы ни прусского, ни британского кабинетов, которые действовали как раз в противоположном направлении, надеясь связать руки Екатерине II двумя войнами: на Юге и на Севере. Влияние же Людовика XVI оказалось недостаточным для того, чтобы предостеречь Густава III от войны против России. Оставалось только уповать на трезвый ум и

³¹ Русский Архив, 1878, N 10, с. 159-160.

³² Сборник РИО, т. 29, с. 30.

³³ Текст манифеста см.: АВПРИ, ф. Сношения с Францией, он. 93/6, д. 461, л. 12-13.

³⁴ Екатерина II и Г. A. Потемкин, с. 297.

³⁵ Там же.

стр. 171

сдержанность Екатерины II, в чем настойчиво убеждал своего короля и министра иностранных дел граф Сегюр, у которого не было сомнений относительно виновника и инициатора войны. "Умеренность императрицы не смогла отвратить короля Швеции от его враждебных замыслов, - писал Сегюр 12 июля Монморену в связи с подписанием Екатериной II Манифеста о начале войны против Швеции. - Шведский король уже подверг обстрелу крепость Нейшлот и двинул свои войска через границу с Россией. Екатерина II оказалась перед необходимостью ответить силой на силу; вчера вице-канцлер разослал всем иностранным министрам Манифест о начале войны... Ясность, откровенность и умеренность этого документа заслуживают самых высоких похвал" ³⁶ .

Военный план Густава III сводился к тому, чтобы уничтожить русский флот в Финском заливе, высадить десант на его южном побережье и двинуться на Петербург с северного и южного направлений. Зная, что силы русских здесь вдвое уступали численности его армии, король был уверен в быстрой и легкой победе. Отправляясь в поход, он взял с собой художника-баталиста, который должен был живописать его будущие подвиги. Густав III наметил даже дату бала в одном из дворцов русской столицы и похвалялся тем, что низвергает статую Петра I, воздвигнутую Екатериной II в центре Санкт-Петербурга. "Мысль о великом предприятии, которое я затеял... - писал Густав III 24 июня 1788 г. своему ближайшему другу, барону Армфельду, - уверенность, что я защищу Оттоманскую империю и что мое имя станет известным в Азии и Африке - все это настолько захватило мое воображение, что я не чувствовал волнения, отправляясь навстречу опасностям... Рубикон перейден" ³⁷ .

В июле 1788 г. Густав III во главе 38-тысячной армии двинулся на Фридрихсгам, Вильманстранд и Нейшлот, перешедшие к России по Абоскому миру 1743 г. Шведский флот под командованием брата короля, принца Карла Сюдерманландского, еще 5 июня (23 мая) вышел в море с приказом напасть на русские корабли, стоявшие у Кронштадта, потопить или захватить их, после чего высадить десант под Петербургом. Однако русская эскадра адмирала С. К. Грейга не только отразила нападение шведского флота, но и нанесла ему 17(6) июля поражение под Гогландом, вынудив шведов уйти к Свеаборгу, где они были блокированы в течение трех месяцев. План молниеносного захвата Петербурга был сорван.

Тем временем к границе спешно выдвигались остававшиеся в районе Петербурга батальоны русской гвардии, пехоты и 800 донских казаков. Общая численность русских войск в этом районе составляла 19 тыс. человек. Командование этими силами было возложено на генерала графа В. П. Мусина- Пушкина. Сегюр, внимательно наблюдавший за началом военных действий, отмечал слабость русских военных сил вокруг Петербурга. "Несмотря на всю свою мощь и ресурсы, - сообщал французский посланник в Версаль, - императрица может в данный момент противопоставить 30-тысячной армии шведов не более 15-16 тыс. человек. Ей потребуется не менее двух месяцев для того, чтобы увеличить численность своей армии в этом районе до 22 тыс. человек". Ливония и Эстляндия, как докладывал Сегюр, защищены всего двумя полками, один из которых размещен в Риге, а другой - в Ревеле. На побережье у русских и вовсе нет никакой оборонительной линии. "Нельзя исключить высадки шведов в Ораниенбауме, что вынудит нас выехать из Петербурга", - писал в донесении французский дипломат, отмечая, что "в солдаты забирают всех крестьян, домашних слуг и молодых торговцев". "Мы переживаем критический момент, который вызывает всеобщую тревогу, - подчеркивал Сегюр ³⁸ .

Начало военных действий на суше, как и на море, не было успешным для Густава III. Его армия остановилась под Фридрихсгамом и Нейшлотом, будучи не в силах

³⁶ ААЕ. Correspondance politique. Russic. 1788, v. 125, f. 180 recto verso. Сегюр - Монморену, 12 июля 1788 г.

³⁷ Цит. по: Memoires он Souvenirs et Anecdotes par M. Ie Comte de Segur (далее - Segur Comte de. Op. cit.). Deuxieme edition, t. 1-3. Paris, 1825-1827; t. 3, p. 382, 387.

³⁸ ААЕ Correspondance politique. Russie. 1788, v. 125, f. 192-192 verso - 196. Сегюр - Монморену, 13 июля 1788г.

стр. 172

овладеть этими крепостями. Король-главнокомандующий начал, было, подготовку к осаде, но осенью 1788 г. вынужден был отказаться от этого намерения и отвести войска от Фридрихсгама, поручив генералу Гастферу готовить штурм Нейшлота ³⁹ .

КОРОЛЬ И ОППОЗИЦИЯ

У Густава III неожиданно появились проблемы в самой Швеции. Начатая им война с самого начала была непопулярна в шведском обществе, где подняли голову противники усиления королевской власти из среды аристократии и дворянства. Одновременно наблюдался всплеск сепаратизма в "шведской" Финляндии, давно мечтавшей о независимости или хотя бы автономии под покровительством России. Это движение направлял из Петербурга барон Георг Магнус Спренгпортен, финский дворянин, перешедший в 1786 г. на русскую службу в чине генерал-майора. При императоре Александре I Спрингпортен, получивший к тому времени графский титул и звание генерала от инфантерии, стал первым генерал-губернатором присоединенной к России (на особых правах) Финляндии.

В августе 1788 г. семь оппозиционно настроенных офицеров шведской армии во главе с майором Ю. А. Егергорном, адъютантом командующего войсками в Финляндии генерала Ф. Поссе, обратились с письмом к Екатерине II, в котором осудили развязанную Густавом III войну и, заявив о нежелании офицерства и в целом армии воевать против России, предложили свое посредничество в мирных переговорах между императрицей и королем Швеции. Одновременно в письме впервые была высказана мысль о будущей автономии Финляндии под покровительством России. Отправив своего эмиссара с письмом в Петербург, оппозиционеры (численностью до 100 человек, в основном офицеров) в августе 1788 г. образовали в Финляндском селе Аньяла конфедерацию, принявшую программу, в которой наряду с предложением о заключении мира с Россией содержалось требование значительного ограничения королевской власти путем изменения шведской конституции и восстановления гражданских свобод, ограниченных в 1772 г. Программа, принятая Аньяльской конфедерацией, была отправлена по почте Густаву III, находившемуся в это время под стенами Фридрихсгама.

Обеспокоенный король передал командование армией брату и поспешил осенью 1788 г. вернуться в Швецию. Трехмесячная кампания 1788 г. обманула ожидания Густава III, Он не достиг ни одной из поставленных целей. От полного разгрома уже в 1788 г. шведского короля спасло отвлечение главных сил русской армии против турок, что не давало императрице возможности нанести Густаву III ответный удар. Вот как оценивала военно-политические итоги этой кампании сама Екатерина II в письме к Гримму от 3 октября 1788 г.: "С одной стороны, - писала императрица, - граф Пушкин подступал со всеми своими силами, а с другой - Финляндцы потребовали от Шведов, чтобы они отступили от Гегфорса, и теперь во всей Российской Финляндии нет ни единого Шведа. Адмирал Грейг запер Шведский флот в Свеаборге и будет его держать в блокаде, покуда время года благоприятствует плаванию наших кораблей. Теперь Фальстаф (Густаф III. - П. Ч. ) дал знать королям Прусскому и Английскому, Голландским Статам, Датскому двору, королям Французскому и Испанскому, каждому порознь, что он бросается к ним в объятия и просит посредничества при заключении мира. Все дворы, кроме Датского, тотчас сообщили мне о просьбе Фальстафа. Датчане же сказали, что Шведский король опоздал и что они, будучи в союзе с Россией, не могут принять на себя посредничество. Теперь все ждут моего ответа, а я спешить не буду. Представьте, какая выходит все- Европейская смесь! Коль много поваров, плохая квашня, говорится у Немцев" ⁴⁰ .

Действительно, потерпев неудачу в военных действиях и обнаружив заговор в

³⁹ Подробное описание военных действий в ходе русско-шведской войны 1788-1790 гг. выходит за рамки данной работы. См. Брикнер A. Г. Война России со Швецией в 1788-1790 гг. СПб, 1869.

⁴⁰ Русский Архив, 1878, N 10, с. 164.

стр. 173

собственной армии и в тылу, Густав нуждался в передышке, и для этого уже в начале сентября 1788 г. обратился за мирным посредничеством к европейским державам, в частности и к Франции. При этом заносчивый шведский король не стал обращаться непосредственно к российской императрице, от которой только и зависело удовлетворение его пожелания. "Густав, - вспоминал граф Сегюр, - просил нашего посредничества для мирных переговоров с императрицей, и мне поручили сделать об этом предложение. Это было довольно трудно, потому что шведский король, не во всем полагаясь на Людовика XVI, просил также посредничества Пруссии, Англии и Голландии, и министры этих держав действительно брались помирить императрицу со шведами и турками. Но Екатерина, уверенная, что они говорят о мире лишь для того, чтобы продлить войну, не приняла их предложений. Она отлично знала их тогдашние замыслы и не намеревалась поддаваться на их хитрости" ⁴¹ .

Не изъявила Екатерина и готовности прибегать к услугам Франции. В дневнике кабинет-секретаря императрицы А.В. Храповицкого есть запись от 18 сентября 1788 г., относящаяся к посредническому демаршу французского посланника. "Носил на низ конференциальную записку вице-канцлера, - читаем мы в дневнике Храповицкого, - где гр. Сегюр, удостоверяя прежними письмами, от гр. Монтморена в Швецию писанными, что Франция не только не побуждала того государя на войну с Россией, но старалась деланными ему сильными внушениями оную упредить, сообщил, что король Шведский прислал курьера в Париж, к своему послу, для изъявления его надеяния на дружбу его христианнейшего величества, что он за него вступится и доставит ему мир с Россией. Кондиции не предложены, но на будущее время король Французский примет на себя ручательство против всяких Шведских покушений. Гр. Сегюр подтвердил, что Французскому двору от короля Шведского сделано обнадеживание, что он в системе его пребудет. - Смешна Франция, - заметила по этому поводу Екатерина, - son protege lui echappe (протеже избегает своего покровителя. - П. Ч .). Он ко всем державам адресовался, кроме меня, от кого мир зависит" ⁴² .

В обращении Густава III за мирным посредничеством к слабеющей Франции дипломатия Людовика XVI увидела, быть может, последнюю возможность восстановить по существу утраченное влияние в Стокгольме. Те же соображения направляли миротворческие усилия графа Шуазеля-Гуфье в Константинополе. "Наше влияние в Константинополе и Стокгольме было бы восстановлено заключением мира с Россией, который только мы способны принести туркам и шведам", - убежденно писал из Петербурга граф Сегюр министру иностранных дел Монморену 19 сентября 1788 г. ⁴³ .

Однако попытки Сегюра убедить Екатерину II в искренности миролюбивых намерений короля Швеции, как и предложение посреднических услуг со стороны Франции, успеха не имели. "Нет, - отвечала императрица французскому посланнику, - Густав хочет смут, а не мира, потому что он ничего не предлагает, не говорит ни об удовлетворениях, ни о вознаграждениях. Обращаясь ко всем кабинетам, он между тем не перестает оскорблять меня обнародованием манифеста, который нарочно издал задним числом, тогда как распространил его только в конце августа, именно в то время, когда изъявлял вашему двору свое расположение к миру" ⁴⁴ .

Еще более откровенно свое отношение к Густаву III и его поступкам Екатерина II высказывала в переписке с Гриммом. "Так как Фальстаф в безумии своем осмелился клеветать на нас и всячески нас оскорблять, - писала она ему 3 октября 1788 г. по поводу распространенного Густавом манифеста о причинах его войны с Россией, а также о его последовавших мирных зондажах, - пусть и поплатится теперь за это в глазах всей Европы. Этот бесхарактерный злодей недостоин места, которое он занимает; в подданных своих он возбуждает скорее презрение, чем ненависть. Думаю,

⁴¹ Segur, Comte de. Op. cit., t. 3, p. 430.

⁴² Дневник А. В. Храповицкого, с. 89-90.

⁴³ Recueil des instructions. T. 9. Russie (1749-1789). Avec une Introduction et des notes par Alfred Rambaud. Paris, 1890, p. 443.

⁴⁴ Segur, Comte de. Op. cit., 1. 3, p. 435.

стр. 174

что теперь он станет посмешищем всей Европы и возбудит всеобщее негодование. У нас и свои, и чужие говорят, что он совсем не имеет военных дарований: трус и хвастун, голова у него беспорядочная и неспособная" ⁴⁵ .

Тем временем вернувшийся в Швецию Густав III развернул там широкую пропагандистскую кампанию против фрондирующего дворянства, умело привлекая на свою сторону податные сословия - крестьянство и городские слои населения. Эта антидворянская кампания оказалась гораздо успешнее военной, чему по-своему способствовало возникновение реальной угрозы со стороны Дании, вступившей по требованию России в августе 1788 г. в войну против Швеции. К началу 1789 г. Густаву удалось переломить настроения в обществе, направив его недовольство против "изменников родины" - дворян и финских сепаратистов. Король сумел даже сформировать многочисленное ополчение из числа добровольцев-крестьян, откликнувшихся на его патриотические призывы ⁴⁶ . По всей Швеции развернулось энергичное преследование сторонников Аньяльской конфедерации, хотя дворянство все так же неохотно шло в армию, а многие офицеры продолжали подавать прошения об отставке или даже самовольно покидали действующую армию. Кстати, в числе тайных недоброжелателей короля оказался и осаждавший Нейшлот генерал Гастфер, который был подкуплен русскими и потому не спешил со взятием крепости. Более того, шведский генерал, сочувствовавший аньяльским конфедератам, под благовидным предлогом отвел свои войска от Нейшлота.

К началу 1789 г. внешнее положение Швеции укрепилось. Под сильнейшим давлением Англии и Пруссии уже в октябре 1788 г. из войны вышла Дания - единственная союзница России. Из опасений спровоцировать Англию и Пруссию на объявление войны России Екатерине II пришлось отказаться от предложения аньяльских конфедератов собрать под прикрытием русских войск финский сейм и объявить об отделении Финляндии от Швеции.

Желая обеспечить себе прочный тыл в преддверии летней кампании 1789 г., Густав III решился на второй (после 1772 г.) государственный переворот. 17 февраля 1789 г. король явился в риксдаг и выступил там со страстной речью против дворянства, в защиту шведской государственности и королевской власти как ее основного гаранта. Речь короля произвела столь сильное впечатление на присутствовавших, что уже в ходе заседания риксдага из зала были изгнаны депутаты-дворяне и было принято решение о создании особой комиссии, состоявшей из депутатов от податных сословий, для подготовки изменений в конституционное устройство Швеции. По горячим следам депутаты утвердили документ под названием "Акт единения и безопасности", предусматривавший восстановление в Швеции абсолютизма почти в том виде, как он существовал во времена Карла XI и Карла XII. Король получал право на безраздельную законодательную инициативу, всю полноту исполнительной власти и право объявлять наступательную войну; упразднялся риксрод - верхняя палата шведского парламента; значительно ограничивались дворянские привилегии и соответственно расширялись права податных (недворянских) сословий, в частности крестьянства, получившего право выкупа коронных земель ⁴⁷ .

Принятие "Акта единения и безопасности" стало вторым после "революции 1772 г." шагом по реставрации абсолютизма в Швеции. Теперь Густав III полагал, что он вполне способен нанести сокрушительное поражение России: оппозиция, как ему казалось, была разгромлена, армия укреплена, противник после выхода из войны Дании вынужден был в одиночку вести борьбу на два фронта - против Швеции и против Турции, наконец, король ощущал политическую поддержку со стороны Англии и Пруссии, а также продолжал получать французские субсидии.

С началом военных действий между Россией и Швецией усилия российской дип-

⁴⁵ Русский Архив, 1878, N 9, с. 164-165.

⁴⁶ См. история Швеции. М., 1974, с. 314-315.

⁴⁷ Там же, с. 316-317.

стр. 175

ломатии во Франции сосредоточились на том, чтобы добиться от версальского двора прекращения этих субсидий. В этом смысле важно было убедить Людовика XVI и его министра иностранных дел графа Монморена в том, что именно Швеция напала на Россию, а не наоборот, как утверждали во всех европейских столицах шведские дипломаты. С обвинениями России в агрессии против Швеции неустанно выступал и посол Густава Ш в Париже барон де Сталь, жена которого, будущая известная писательница, держала модный светско- литературный салон либерального направления, посещаемый всеми тогдашними знаменитостями.

Инструктируя Симолина, вице-канцлер Остерман обращал внимание российского посланника на необходимость всемерно противодействовать интригам барона де Сталя. "Вам надлежит не упускать никакой возможности, - писал Остерман, - в том, чтобы разоблачать все шведские инсинуации и показывать подлинный характер действий и демаршей императрицы, которая никогда не намеревалась и не намеревается нарушать общий покой на Севере, к чему Франция всегда проявляла непосредственный интерес и что король Швеции, судя по его нынешнему поведению, так мало ценит" ⁴⁸ .

Вопрос об ответственности за развязывание войны был крайне важен для воюющих сторон, так как от него зависело вступление в действие союзных оборонительных договоров, которые Россия имела с Данией и Австрией, а Швеция - с Францией и Турцией. Так, России целый месяц пришлось убеждать Данию в том, что она подверглась шведской агрессии, прежде чем Копенгаген счел возможным вступить в войну против Швеции. В аналогичной ситуации оказалась и сама Швеция, настаивавшая на предоставлении ей дополнительной помощи со стороны Франции, что вызывало понятные опасения в Петербурге. В этом смысле дипломатическая дуэль между Симолиным и Сталем в Париже приобретала особое значение.

Симолин уповал на то, что ослабленная внутренним кризисом Франция вряд ли сможет удовлетворить возраставшие запросы шведского союзника. Трещавший по всем швам французский бюджет едва справлялся с выплатой Швеции субсидий, предусмотренных секретным договором 1784 г. К тому же в Версале хорошо знали, что именно Густав III был инициатором войны, а это само по себе освобождало Францию от ненужных ей дополнительных тягот по оказанию поддержки Швеции.

Российский дипломат оказался прав. "Мне стало известно в Версале, - доказывал он в конце августа 1788 г., - что посол Швеции настойчиво просил помощи у Франции на том якобы основании, что Швеция подверглась нападению со стороны России, но что граф Монморен совершенно определенно ответил ему отказом" ⁴⁹ .

Именно в это время, в конце августа - начале сентября 1788 г., Симолин узнал о тайном соглашении между Францией и Швецией, заключенном в 1784 г. "Я думаю, мне удалось до конца прояснить отношения, существующие между Францией и Швецией, - писал он вице-канцлеру 5 сентября 1788 г. - Действительно между двумя дворами существует субсидный договор, выполнение которого Франция в точности соблюдала до того момента, когда ей стало известно о вооружениях, которые король Швеции предпринимал для того, чтобы нарушить спокойствие на Севере. Не подлежит сомнению, что с тех пор Франция прекратила всякие выплаты и что Швеция ничего более не получала. Нельзя, однако, не признать, - добавлял русский дипломат, - что из-за давности своих связей с Швецией Франция все равно сохранит расположение к шведской короне и постарается сохранить союз с ней" ⁵⁰ .

По всей видимости, вопрос о французских субсидиях все же продолжал беспокоить Симолина, который не упускал случая, чтобы обсудить эту тему на своих еженедельных "конференциях" с Монмореном. На одной из встреч он прямо поставил вопрос: "А не прекратить ли Франции вообще выделять Швеции ресурсы, которые столь

⁴⁸ АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 459, л. 48об. И. А. Остерман - И. М. Симолину, 1 августа (21 июля) 1788 г.

⁴⁹ Там же, д. 457, л. 89-89об. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 23(12) августа 1788 г.

⁵⁰ Там же, л. 115-116. И. М. Симолин - И. А. Остерману. 5 сентября (25 августа) 1788 г.

стр. 176

нужны ей самой, поскольку эти субсидии лишь поддерживают в ней непомерные амбиции и позволяют ей нарушать спокойствие ее соседей?" ⁵¹ .

Излагая ответ французского министра на этот прямой вопрос, Симолин писал вице-канцлеру: "Граф Монморен мне ответил, что деньги, которые Франция дает шведскому королю со времен его последнего приезда в Париж (в 1784 г. - П. Ч. ) - это скорее подачка, нежели субсидия. Покойный граф Вержен отказал королю Швеции в его просьбе о выплате ежегодных субсидий, которые, по его мнению, дурно использовались. Тогда Король (Людовик XVI. - П. Ч. ) не желая, чтобы Его Шведское Величество уехал из Франции недовольным, пообещал выплачивать ему в точно установленные сроки ежегодную милостыню, размер которой мне не известен" ⁵² . Последнее замечание свидетельствовало о том, что Монморен не назвал Симолину сумму ежегодной французской субсидии.

Зато глава версальской дипломатии все более откровенно осуждал Густава III, ввергнувшего свою страну в опасную авантюру и нарушившего "тишину и спокойствие" на севере Европы. "Король Швеции навсегда потерял свое значение в Европе и находится в состоянии унижения, какого никогда не испытывал ни один государь", - заявил Монморен российскому посланнику ⁵³ .

Когда же Густав III обратился в Версаль с просьбой о мирном посредничестве, Людовик XVI, приняв эту просьбу к исполнению, тем не менее дал указание маркизу де Понсу "проявить энергичную настойчивость, убеждая короля Швеции не упустить момент и заключить мир с императрицей, без чьего-либо посредничества" ⁵⁴ . По этому поводу в дневнике Храповицкого за 5 ноября есть короткая запись, сделанная в кабинете императрицы: "Монморен сказал нашему министру (Симолину. - П. Ч .), что Франция убеждает Шведского короля с нами лично помириться, и буде мы снизойдем, то тем самым можем dejouer (расстроить планы, обезвредить. - П. Ч .) дворы Берлинский и Лондонский" ⁵⁵ .

А Симолин продолжал выяснять вопрос о французских субсидиях Швеции. В конечном счете его настойчивость была удовлетворена. На встрече, состоявшейся в середине декабря 1788 г., граф Монморен сообщил российскому посланнику данные о выплаченных Швеции субсидиях - 6 млн. ливров за пять последних лет (по 120 тыс. ежегодно), но поспешил добавить, что оговоренный срок этих субсидий "истекает в конце этого месяца, после чего всякие выплаты будут прекращены" ⁵⁶ .

Французский министр был вполне искренен с российским дипломатом. Действительно, срок действия франко-шведского договора 1784 г. истекал, и Франция не намеревалась его возобновлять, по крайней мере до окончания войны между Швецией и Россией. К тому же в это время велись интенсивные переговоры о политическом союзе Франции и России в рамках так называемого Четверного союза - Австрии, Франции, Испании и России, создававшегося против англо- голландской лиги. Намерение прекратить оказание финансовой помощи Швеции граф Монморен подтвердил позднее в инструктивном письме, направленном 19 марта 1789 г. графу Сегюру. "Я повторяю вам еще раз: сроки наших соглашений с Швецией истекли; отныне нас ничего не связывает с этим государством и мы не будем заключать с ним каких-либо новых договоров, во всяком случае до тех пор, пока мы занимаемся проектом, который должен объединить нас с Россией" ⁵⁷ .

Возникшее к концу 1788 г. между Россией и Францией взаимопонимание в отношении войны на Севере едва не было нарушено в самом начале 1789 г., когда у

⁵¹ Там же, л. 126. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 13 (2) сентября 1788 г.

⁵² Там же.

⁵³ Там же, л. 137oб.-138. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 19 (8) сентября 1788 г.

⁵⁴ Там же, д. 458, л. 9. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 24 (13) октября 1788 г.

⁵⁵ Дневник А. В. Храповицкого, с. 108.

⁵⁶ АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, он. 93/6, д. 458, л. 84-84об. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 15 (4) декабря 1788 г.

⁵⁷ Recueil des instructions..., t. 9, p. 468.

стр. 177

Екатерины II возникло подозрение, что версальский двор одобрил (если сам в этом не участвовал, как в 1772 г.) второй государственный переворот, осуществленный Густавом III. Поводом для недовольства императрицы послужило перехваченное письмо Монморена графу Сегюру, в котором французский министр иностранных дел среди прочего одобрительно писал о действиях короля Швеции по укреплению его власти. "Всякому известны причины, - отмечал Монморен, - по которым желательно для нас, чтобы Швеция оставалась в том положении, в которое она приведена последним переворотом, и говорили мы доверчиво об этом предмете только с одним Русским двором". Далее французский министр недвусмысленно осудил политику Екатерины II в Польше, выразив опасение относительно готовившегося Россией и Австрией нового раздела Польши.

О реакции Екатерины II свидетельствует ее секретарь, сделавший 25(14) января 1789 г. следующую запись в своем дневнике: "При отдаче перелюстрации, надписали (императрица. - П . Ч. ) собственноручно: никогда еще не попадались депеши, кои более доказывают злостное расположение Франции противу России, как сии; тут явно и ясно оказывается, колико стараются умалить ея величие, ослабить все ея подвиги и успехи даже до малейшаго. Непримиримый враг России! " ⁵⁸ . Впрочем, ее реакция не имела политических последствий для русско-французских отношений.

Что касается самого версальского двора, то его отношение к перевороту 17 февраля 1789 г. в Швеции было противоречивым: с одной стороны, в Версале полагали, что абсолютизм в любом случае предпочтительней олигархии, а в конкретном шведском (или польском) варианте власть дворянской олигархии имела неизбежным следствием подчинение страны интересам иностранной державы (России); с другой стороны, Людовик XVI и его окружение не могли одобрять действий Густава III, сделавшего ставку на буржуазные круги и даже на "чернь". В самой Франции "третье сословие" все громче заявляло свои требования и откровенно посягало на прерогативы королевской власти, что вызывало растущую тревогу в Версале. Во всяком случае, когда российский посланник в марте 1789 г. поинтересовался у графа Монморена, что он думает о последних действиях шведского короля, заигрывавшего с простым народом, министр ответил: "Этот государь просто сошел с ума" ⁵⁹ . Такой "диагноз" поведению Густава III Монморен повторил Симолину и в октябре 1789 г., уже после падения Бастилии, когда парижская "чернь" под угрозой расправы заставила Людовика XVI и его семью покинуть уютный Версаль и перебраться в столицу, под присмотр недоверчивых депутатов Учредительного собрания" ⁶⁰ .

КАМПАНИЯ 1789 ГОДА

Компания 1789 г. проходила в основном на море. Военные действия на суше велись вяло. Русским войскам удалось занять лишь несколько населенных пунктов в Южной Финляндии. Слабая активность объяснялась не только собственно бездействием генерала Мусина-Пушкина, навлекшего тем на себя неудовольствие императрицы, но и тем, что по-прежнему главные силы русских были сосредоточены в Северном Причерноморье и Мусин-Пушкин считал опасным наступать, не имея для этого достаточных средств.

Зато на море русским сопутствовал успех, чему способствовало завершение строительства в Кронштадте галерного флота, предпринятое по требованию императрицы. Командование этим флотом Екатерина доверила принцу Карлу-Генриху Нассау-Зигену. С 15 лет этот отпрыск одного из владетельных немецких домов находился на французской службе, участвовал в кругосветной экспедиции Л. А. Бугенвиля в 1766-1769 гг., а затем сражался против англичан в годы Войны за

⁵⁸ Дневник А.В. Храповицкого, с. 136-137.

59 АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 465, л. 104. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 18 (7) марта 1789 г.

⁶⁰ "Монморен сказал мне, что шведский король - сумасшедший", - докладывал в Петербург Симолин. - Там же, д. 468, л. 74. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 30 (19) октября 1789 г.

стр. 178

независимость США. В 1787 г. 32-летний принц Нассау-Зиген был приглашен сопровождать Екатерину II в ее путешествии на юг, а в начале 1788 г. по протекции князя Потемкина- Таврического он был принят в русскую службу в чине контрадмирала. Нассау-Зиген хорошо показал себя как командир гребной флотилии на Днепровском лимане, где нанес несколько поражений турецкому флоту.

Последовавшие разногласия с Потемкиным по поводу затянувшейся осады Очакова вынудили Нассау-Зигена оставить армию и вернуться в Петербург. Императрица отправила его с тайной миссией во Францию и Испанию для ведения переговоров о Четверном союзе. По возвращении Екатерина II назначила Нассау-Зигена командующим галерным флотом на Балтике.

24 (13) августа 1789 г. вице-адмирал Нассау-Зиген разгромил шведский галерный флот у Роченсальма. Угроза, вызванная высадкой десанта с русских гребных судов в тылу шведской армии, вынудила шведов поспешно оставить Южную Финляндию. Екатерина высоко оценила успех Нассау-Зигена, сравнив одержанную им победу с Чесменским морским сражением 1770 г. Храповицкий записал 27 (16) августа в дневнике: "Благодарный молебен в дворцовой церкви за победу, гребным флотом одержанную 13-го Августа над Шведским. Взято 7 судов, у нас взорваны 2 галеры и канонерская лодка... Довольны. Победа равняется Чесменской; сражались 14 часов". Екатерина II известила об одержанной победе Гримма, приказав отправить письмо не с курьером, как обычно, а по почте, чтобы по пути в Париж его перлюстрировали и "нарочно читали" ⁶¹ .

В целом кампания 1789 г. завершилась освобождением от шведов Южной Финляндии. Энергичная подготовка к этой кампании, предпринимавшаяся Густавом III с осени 1788 г., не принесла ожидаемых плодов. "La Majeste Gustavienne ударилась в бегство, как собака, которую прогнали из кухни", - так резюмировала Екатерина II поспешное отступление шведского короля из Южной Финляндии ⁶² .

Неутешительные для Швеции итоги кампании 1789 г. позволили французской дипломатии возобновить свои миротворческие инициативы. Еще в сентябре, узнав о разгроме шведского флота у Роченсальма, граф Монморен высказал Симолину убеждение, что "это поражение окончательно расстроит планы короля Швеции в отношении Фридрихсгама и положит конец этой кампании как на море, так и на суше" ⁶³ . Французский посланник в Петербурге был куда более смел в своих прогнозах, увязывая успехи русских на севере с их победами на юге. "Вы видите, господин граф, - писал он Монморену в начале сентября, - что нынешнее положение России далеко от того, чтобы считать его критическим, как можно было бы ожидать. Турки разбиты при Фокшанах, оттоманский флот рассеян, шведский флот разгромлен, а отступление короля Швеции превращает эту кампанию в блестящий успех русских и, судя по всему, обещает Екатерине II скорый и выгодный мир" ⁶⁴ .

В середине ноября 1789 г. Монморен, получивший, по всей видимости, соответствующую просьбу из Стокгольма, сделал Симолину запрос о возможности примирения России и Швеции, заметив, что "король Швеции не кажется настолько уж далеким от мысли заключить мир с Россией". При этом французский министр сформулировал совершенно определенные условия, на которых Густав мог бы согласиться прекратить войну: изменение границ, установленных в 1743 г. по мирному договору в Або, и возвращение Швеции Фридрихсгама и Вильманстранда; обещание императрицы не посылать эскадру в Средиземное море; гарантии невмешательства России во внутренние дела Швеции ⁶⁵ . Такие условия были совершенно неприемлемы

⁶¹ Дневник А. В. Храповицкого, с. 176-177.

⁶² Цит. по: Брикнер А. История Екатерины Второй, ч. 3, с. 476.

⁶³ АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, он. 93/6, д. 467, л. 166. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 18(7) сентября 1789 г.

⁶⁴ ААЕ. Correspondance politique. Russie. 1789, v. 130, f. 5 verso Сегюр - Монморену, 4 сентября 1789 г.

⁶⁵ АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 468, л. 11 - 11 об. И.М. Симолин - И.А. Остерману, 18(7) ноября 1789 г.

стр. 179

для Екатерины II, особенно в части изменения границ со Швецией и увязывания воедино шведской войны с турецкой.

Примерно в это же время императрица получила запрос прусского короля об условиях, на которых она согласилась бы пойти на мир со Швецией. Ответ Екатерины II не оставлял сомнений в ее решимости наказать "полоумного" Густава: Швеция, как и ее союзница Турция, должна публично взять на себя всю полноту ответственности за развязывание войны против России; вопрос о мирном урегулировании с Турцией будет решаться Россией без участия Швеции точно так же, как русско-шведские дела могут быть урегулированы только между Петербургом и Стокгольмом; Густав III обязан вернуться к тем положениям шведской конституции, которые были нарушены им в 1772 и 1789 гг. ⁶⁶

Конечно же Густав тоже не мог принять требований Екатерины II и развернул подготовку к новой кампании, рассчитывая не только на политическую, но и на военную помощь со стороны Пруссии, предпринимавшей в это время демонстративно враждебные России действия в отношении ее прибалтийских провинций. Екатерина, ожидавшая со дня на день нападения Пруссии, обеспокоенно писала Потемкину 24 (13) мая 1790 г.: "Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Мучит меня теперь несказанно, что под Ригою полков не в довольном числе для защищения Лифляндии от прусских и польских набегов, коих теперь почти ежечасно ожидать надлежит по обстоятельству дел. Я надеюсь, что на Ригу без большой Армии предприятье всякое тщетно будет. Корпус прусский сюда назначенный, сказывают, тридцатитысячный. Дезерцию в оном старание приложено будет умножить. Но со всем тем корпус войск в Лифляндии крайне был бы нужен. Король Шведский мечется повсюду, яко угорелая кошка, и, конечно, истащивает все свои возможности на нынешнее время. Но долго ли сие будет, не ведаю. Только то знаю, что одна Премудрость Божия и Его всесильные чудеса могут всему сему сотворить благий конец... Странно, - продолжает императрица, - что воюющие все хотят, и им нужен мир: шведы же и турки дерутся в угодность врага нашего скрытного, нового европейского диктатора (прусского короля. - П. Ч. ), который вздумал отымать и даровать провинции, как ему угодно. Лифляндию посулил с Финляндиею шведам, а Галицию - полякам" ⁶⁷ .

Екатерина II, как и Густав III, активно готовилась к третьей шведской кампании, будучи связана еще и войной с Турцией. Между тем внутреннее положение России оставляло желать лучшего из-за расстроенных непомерными военными расходами финансов. Впрочем, положение Швеции было не лучше. Патриотический подъем, наблюдавшийся осенью 1788 г., был сведен на нет военными неудачами последней кампании. Вновь подняли голову противники Густава III. Монморен, ссылаясь на донесения французского посольства из Стокгольма, сообщал Симолину о наблюдавшемся в Швеции "большом недовольстве из-за упорного желания короля продолжать войну" ⁶⁸ .

Густав III действительно был одержим жаждой победы, продолжая строить фантастические замыслы по захвату Петербурга и даже отдаленного от театра военных действий Архангельска. "Из писем французского поверенного в делах в Стокгольме стало известно, - сообщал из Парижа Симолин в апреле 1790 г., - что король Швеции вынашивает план нападения на Архангельск с намерением сжечь верфи, склады и сам город. Здесь полагают, - добавлял российский посланник, - что подобный план мог родиться только в воспаленном мозгу и что его исполнение заранее обречено на провал" ⁶⁹ .

Шведское военное командование разработало план, предполагавший обход глав-

⁶⁶ Брикнер А. История Екатерины Второй, ч. 3, с. 479-480.

⁶⁷ Екатерина II и Г. А. Потемкин, с. 412-413.

⁶⁸ АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/6, д. 477, л. 138об. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 10 марта (27 февраля) 1790 г.

⁶⁹ Там же, л. 273. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 30(19) апреля 1790 г.

стр. 180

ными силами Фридрихсгама, Выборга, Вильманстранда и Нейшлота и нанесение удара по Петербургу, с захватом которого надеялись принудить Екатерину к заключению мира.

КАМПАНИЯ 1790 ГОДА

Кампания 1790 г. началась для Густава III успешно. В середине марта шведам удалось на некоторое время захватить Балтийский порт, который они успели разрушить. Русские войска в Финляндии, получившие нового главнокомандующего, генерала И.П. Салтыкова, заменившего отстраненного Мусина-Пушкина, потерпели неудачу в нескольких мелких стычках. Правда, серьезных баталий не было и при Салтыкове.

В середине мая шведский флот предпринял атаку на эскадру адмирала Чичагова, стоявшую на Ревельском рейде, но получил решительный отпор и потерял два линейных корабля. А 4 июня Кронштадтская эскадра адмирала А.И. Круза отбила нападение шведской эскадры у Красной Горки, в непосредственной близости от Петербурга, где отчетливо слышали орудийную перестрелку. "Вот уже 36 часов морские силы России и Швеции оспаривают друг у друга победу, - писал из русской столицы французский поверенный в делах Эдмон Жене. - Мы слышим непрекращающуюся артиллерийскую канонаду, но пока не знаем результатов этого кровавого и упорного сражения... Пути сообщения перерезаны, курьеры следуют прямо в Царское Село, к императрице, а она держит в секрете получаемые сведения" ⁷⁰ . Жене сообщал Монморену о спешных мерах, принимаемых для обороны Петербурга.

8 июня, когда сражение уже завершилось победой русской эскадры. Жене, как и все жители Петербурга, еще ничего об этом не знал. В тот день он писал Монморену: "Беспокойство в городе продолжается. Вчера в одном из пригородов взлетел на воздух пороховой погреб, причем с такой силой, будто взорвалось от 200 до 300 бомб. Взрывы напоминали артиллерийские разрывы, и все подумали, что шведы вошли в город. Женщины бросились искать спасения; многие из них прибежали ко мне, прося дать им убежище... Всего три месяца назад Екатерина II еще составляла план высадки десанта в Стокгольме, а две недели назад она называла короля Швеции Дон Кихотом Севера" ⁷¹ . Вскоре все разъяснилось и петербуржцы успокоились.

С подходом Ревельской эскадры Чичагова шведы были блокированы в Выборгской бухте. В это время галерный флот принца Нассау-Зигена соединился с эскадрами Круза и Чичагова. Положение запертых в Выборгской бухте шведов, предводительствуемых самим Густавом III, стало настолько отчаянным, что императрица, не сомневаясь, что победа у нее в руках, отправила в знак сочувствия судно с продуктами питания и пресной водой для своего "полоумного кузена". Нассау-Зиген сделал королю предложение о почетной капитуляции.

Но произошло то, чего русские никак не ожидали. Не иначе, как в порыве отчаяния, шведские корабли 3 июля (22 июня) устремились на прорыв блокады и с громадными потерями пробили брешь в плотном строю русских парусных кораблей и галер, сумев уйти от преследования. Русским адмиралам оставалось удовольствоваться богатыми трофеями: шведы потеряли семь линейных кораблей, два фрегата и множество мелких судов; людские потери шведов убитыми, ранеными и плененными составили несколько тысяч человек. Это морское сражение осталось в истории под названием Выборгского. "Оглушительный успех, которого только что добились русские, без сомнения, будет иметь большие последствия для дела умиротворения, - писал о результатах Выборгского сражения французский поверенный в делах в шифрованном донесении в Париж. - Скоро мы увидим, не предъявит ли опьяненная этой победой Екатерина II более суровые требования Густаву III, чем те, о которых уже известно" ⁷² . "Никогда еще победа не была более убедительной, и для полной

⁷⁰ ААЕ Correspondance politique. Russie. 1790, v. 132, f. 81 recto verso. Жене - Монморену, 4 июня 1790 г.

⁷¹ Ibid., f. 89 verso - 90. Жене - Монморену, 8 июня 1790 г.

⁷² Ibid., f. 142 recto verso. Жене - Монморену, 6 июля 1790 г.

стр. 181

славы Екатерине II не хватает только одного - даровать мир побежденным", - писал Жене 9 июля 1790 г. ⁷³ Он еще не знал, что именно в этот день русский галерный флот потерпел поражение от шведов.

Несмотря на неблагоприятные условия, Нассау-Зиген 9 июля атаковал шведский гребной флот в том самом месте, где год назад он нанес поражение гребной флотилии шведов - у Роченсальма, но на этот раз шведы наголову разбили его, потопив или захватив 46 русских галер. Прославленный адмирал по возвращении в Петербург принес императрице все пожалованные ему ордена и подал прошение об отставке. Екатерина II отказалась принять награды и просила Нассау- Зигена остаться в строю, но принц не мог смириться с позором и настоял на своем. Через некоторое время он навсегда покинул Россию.

Императрица, сохраняя видимое спокойствие после понесенного поражения, готовилась продолжать войну, но в это время Густав III неожиданно предложил ей заключить мир, отказавшись от всех своих прежних притязаний и требований, за исключением одного - Екатерина II должна была формально признать результаты "революций" 1772 и 1789 гг.

МИР БЕЗ ПОСРЕДНИКОВ

В ходе неудачной для него войны болезненно самолюбивый Густав неоднократно высказывал в узком кругу желание хотя бы раз нанести серьезное поражение русским, чтобы затем иметь возможность вести с ними переговоры о мире. Так страстно желаемая им победа была наконец одержана 9 июля 1790 г. у Роченсальма, и король решил далее не искушать судьбу, обратившись за посредничеством к испанскому посланнику в Петербурге маркизу Гальвезу.

Екатерина II сразу же согласилась на мирные переговоры. Продолжавшаяся война с Турцией, опасность, которую она усматривала со стороны Великобритании и Пруссии, перемены в Вене после смерти ее союзника, императора Иосифа II, беспокоившие ее польские дела - все это побуждало императрицу не отвергать инициативу Густава III, который проявлял желание возобновить с ней прежнюю дружбу и переписку. Храповицкий записал в дневнике 17(6) августа 1790 г.: "Поручено собственноручное письмо от короля Шведского к Ея Величеству: просит, по связи крови, возвратить к нему amitie... забыть сию войну comme un orage passe (как прошедшую грозу. - П. Ч. )". Екатерина II на это заметила Храповицкому, что никогда не считала Густава III своим другом, но все же согласилась помириться с ним, не преминув добавить, что шведский король оказался слишком восприимчив к интригам ее недоброжелателей⁷⁴ .

Переговоры были не долгими. Уже 14 (3) августа 1790 г. в Вереле был подписан мир, подтвердивший территориальные приобретения России по Ништадтскому и Абоскому договорам 1721 и 1743 гг. Единственное, чего добился Густав III в результате двухлетней войны, так это обещания России не вмешиваться во внутренние дела Швеции.

"Умеренность императрицы соответствовала величию ее души и важности обстоятельств", - заметил в связи с подписанием мирного договора французский поверенный в делах ⁷⁵ . Описывая в своем донесении в Париж 27 августа 1790 г. празднества, устроенные в Петербурге по случаю заключения мира и обмена ратификациями, Жене сообщал: "Вчера, после исполнения Те Deum ("Тебе, Бога, хвалим" - церковный гимн, исполняемый на благодарственных молебствах. - П . Ч .) с участием императрицы и всего двора, был провозглашен окончательный мир. Я был свидетелем всеобщей радости и благословий, которые народ адресовал своей матушке, как называют здесь государыню... Все заметили, что глаза Екатерины II наполнились самыми искрен-

⁷³ Ibid., f. 147. Жене - Монморену, 9 июля 1790 г.

⁷⁴ Дневник А. В. Храповицкого. с. 201.

⁷⁵ ААЕ Correspondance politique. Russie. 1790, v. 132, f. 233. Жене - Монморену, 16 августа 1790 г.

стр. 182

ними слезами в тот момент, когда поющие голоса слились воедино в вознесении благодарности Всевышнему за ниспослание мира. В Финляндии, на виду у двух армий, два уполномоченных генерала обнялись друг с другом. Офицеры и солдаты последовали их примеру. В течение всего дня ликующие возгласы смешивались с артиллерийскими залпами" ⁷⁶ .

Жене подробно описывал в своих донесениях продолжительные празднества, устроенные в России в связи с окончанием войны. От его внимательного взора не ускользали награждения и поощрения отличившихся участников войны, все проявления высочайшей милости. Им не осталось незамеченным и завершение "дела" коллежского советника А. Н. Радищева, управляющего Петербургской таможней, который был арестован накануне подписания мирного договора с Швецией за опубликованную им "возмутительную" книгу "Путешествие из Петербурга в Москву". Эта книга несколько омрачила радость императрицы от одержанной ею победы. Тем не менее она и здесь проявила великодушие, смягчив вынесенный Радищеву Уголовной Палатой смертный приговор. "По случаю заключения мира императрица милостиво изволила заменить г-ну Радищеву позорную казнь каторжными работами; он был отправлен на 10 лет в Сибирь", - докладывал в Париж французский поверенный в делах ⁷⁷ , допустивший в своем донесении одну неточность: 19 (8) сентября 1790 г. А. Н. Радищев был отправлен в сибирскую ссылку, а не на каторжные работы.

По всей видимости, Екатерина II действительно смирилась с новыми шведскими реалиями. Во всяком случае, отправляя в Стокгольм барона П. А. фон дер Палена (впоследствии графа, организатора убийства Павла I) в качестве своего посланника, императрица напутствовала его следующими словами: "Чтоб имел глаза и уши, но сам бы ни во что не мешался" ⁷⁸ .

Итак, примирение России и Швеции произошло без французского посредничества, но зато при участии Испании. Дело в том, что к середине 1790 г. с Францией уже мало кто в Европе считался всерьез. И это хорошо понимали в Париже. "В настоящий момент мы не можем влиять на судьбу Швеции, - писал 15 августа 1790 г. Монморен французскому поверенному в делах в Стокгольме шевалье де Госсену. - Время покажет, что мы сможем сделать для ее сохранения в ряду европейских держав, когда она выйдет из ужасного кризиса, в котором сейчас находится" ⁷⁹ . В действительности в "ужасном кризисе" находилась сама Франция, что и лишало ее возможности на равных участвовать в европейской политической жизни. И все же нельзя исключать того, что Густав III мог бы обратиться к посредническим услугам вхожего к Екатерине II графа Сегюра, если бы граф не покинул Россию еще в октябре 1789 г. А оставшегося вместо него в качестве французского поверенного в делах Эдмона Жене никто в Петербурге всерьез не воспринимал. Так или иначе, но Франция оказалась отстраненной от примирения России и Швеции. Ей не оставалось ничего другого, как только приветствовать окончание русско-шведской войны и выразить "восхищение мудростью императрицы". Передавая реакцию французского министра на подписание мирного договора между Россией и Швецией, Симолин писал вице-канцлеру Остерману: "Судя по всему, король Швеции оставил своих новых союзников (Англию и Пруссию. - П . Ч .) точно так же, как он оставил ранее своих старых друзей (имеется в виду Франция. - П . Ч. ), и что он принял самое мудрое решение ради спасения своего королевства от полного разрушения, положив конец войне, причинившей его стране неисчислимые бедствия и финансовое истощение " ⁸⁰ .

Монморен сказал Симолину, что "утверждение мира на Севере доставило истин-

⁷⁶ Ibid., f. 264 verso - 265. Жене - Монморену, 27 августа 1790 г.

⁷⁷ Ibid., v. 134, f. 44 verso. Жене - Монморену, 21 сентября 1790 г.

⁷⁸ Дневник А.В. Храповицкого, с. 204, запись от 6 октября (25 сентября) 1790 г.

⁷⁹ Из перехваченного и расшифрованного русским агентом, служившим в министерстве иностранных дел Франции, письма Монморена шевалье де Госсену от 15 августа 1790 г. - АВПРИ, ф. Сношения России с Францией, оп. 93/3, д. 479, л. 196 об. - 197.

⁸⁰ Там же, л. 122-122об. И. М. Симолин - И. А. Остерману, 10 сентября (10 августа) 1790 г.

стр. 183

ную радость Его Величеству (Людовику XVI. - П. Ч .), которую он не в силах выразить". "Это быстрое и неожиданное умиротворение, - добавил министр, - вызвало удовлетворение и в парижском обществе, желающем, чтобы таким же образом был установлен и мир с Портой, ко всеобщей радости и спокойствию в Европе". Монморен не преминул заметить: ему достоверно известно, что берлинский и лондонский дворы передали королю Швеции 4 млн. франков для продолжения войны и что он получил их в тот самый момент, когда подписывал мир с Россией ⁸¹ .

Последовавшее за подписанием мирного договора сближение России и Швеции с одобрением было встречено Людовиком XVI, ставшим после 14 июля 1789 г. фактическим заложником на троне, втайне уповавшим на помощь своих зарубежных "кузенов" и "кузин". "Мы с радостью видим, - писал Монморен в Стокгольм шевалье де Госсену в январе 1791 г., - что сближение между Россией и Швецией становится более искренним. Несомненно, что императрица сумеет привязать к себе Густава III" ⁸² .

Действительно, в скором времени, 14 октября 1791 г., Россия и Швеция заключили между собой союзный договор, после чего у Густава III, не чуждого понятий старого рыцарства, появилась новая навязчивая идея - стать спасителем Людовика XVI и освободителем Франции от революционной тирании. Он всерьез стал думать о том, чтобы возглавить поход европейских монархов на "взбунтовавшуюся" Францию. Этим планам не суждено было сбыться. 16 марта 1792 г. Густав Ш был смертельно ранен на маскараде в опере бывшим капитаном гвардейского полка Анкастремом.

⁸¹ См. там же, л. 153об. - 154.

⁸² Из перехваченного русским агентом письма Монморена французскому поверенному в делах в Стокгольме от 23 января 1791 г. - Там же, д. 487, л. 71-71 об.

Permanent link to this publication: