H. DROSTE. Im Dienst die Krone. Schwedische Diplomaten im 17. Jahrhundert. Munster: LIT Verlag. 2006. 430 S.

Современная историческая наука предпочитает углубляться в анализ социальных структур и институтов, основываться на междисциплинарных подходах на стыке истории, социологии, культурологи, психологии и т.д. Книга немецкого историка Хейко Дросте из Кассельского университета являет собой пример самых последних исследований в области истории раннего нового времени. Вместе с тем, автор отдает дань традиции, присущей немецкой историографии - его книга, как результат переработанной и дополненной докторской диссертации (абилитации), написана в строго научном, так называемом "геллертерском" стиле. В остальном же она "необычна", и эту ее особенность Дросте подчеркивает на всем протяжении изложения.

Название книги сугубо историческое, в историографическом плане она отличается новизной, ибо специального исследования деятельности шведских дипломатов указанного столетия, в принципе, не существует. Однако ее содержание поначалу может разочаровать читателя, несведущего в истории международных отношений и истории Швеции указанного столетия и рассчитывающего получить достаточно полную информацию о шведской дипломатии. Впрочем в книге имеется раздел, содержащий краткий обзор истории Шведской империи, или, другими словами, Великодержавия (1611 - 1618 гг.). Дросте сделал акцент на правлении королей Густава II Адольфа и Карла XI, королевы Кристины и деятельности канцлера Акселя Оксеншерны, отмечена тесная взаимосвязь перманентных войн и строительства шведского государства. Шведскую модель формирования государства нового времени автор считает "необычной" прежде всего из-за коротких сроков создания великой державы путем военной экспансии. Европа прямо происходит из ее войн, считает Дросте (с. 22), и в этом плане соприкасается сточкой зрения известного американского историка П. Кеннеди, нашумевшую книгу которого, впрочем, не упоминает¹. Большое внимание в этом разделе уделено характерному для раннего нового времени процессу трансформации патерналистского правления в бюрократическое, или, другими словами, бюрократической институционализации государства. Это особенно хорошо показано на примере

стр. 166

рационализации финансов и формировании перманентной профессиональной дипломатической службы в рамках общих реформ центрального управления после Тридцатилетней войны (1618 - 1648 гг.) (с. 57 - 71). На этом сама история, собственно, заканчивается. Не ясны причины падения Шведской империи в первой четверти XVIII в., которые заключались не только в неудачной войне Карла XII с Петром Великим. Автор подобной цели и не ставил, сосредоточив все свое внимание на ином.

Книга прежде всего посвящена социальной истории шведских дипломатов XVII в. - на основе тщательнейшего изучения их писем. Начинается она с письма одного из шведских дипломатов во Франкфурте-на-Майне - Иоганна Арентена своему патрону канцлеру Магнусу Габриэлю де ла Гарди с просьбой добавить ему жалованья (с. 10 - 11). То был наиболее частый и типичный мотив корреспонденции дипломатов того времени, ибо, по мнению современников, содержание дипломатов и честь короны тесно взаимосвязаны. В дальнейшем по ходу исследования микроистория одного человека превращается в макроисторию целой профессиональной группы, основные типовые черты которой были характерны не только для одной страны, но и для всей Европы.

В прологе Дросте ставит перед читателем многие проблемы, главной из которых является исследование отношений патрон - клиент и дипломат - корона. Автор задается вопросами: насколько письма дипломатов можно считать правдивым источником, какое значение имел традиционный институт патроната - клиентелы в Швеции и в Европе, почему короли Швеции поощряли систему патронажа в условиях усиления нормативно-структурированной власти. И это лишь малая толика вопросов, которые ставятся на протяжении своего сочинения. Основная же цель - исследовать социальные отношения и институты в процессе их влияния на поведение дипломатов в XVII в., когда условия королевской службы претерпевали существенные изменения (с. 14). Иными словами, на фоне особо пристального внимания автора к институту патроната - клиентелы изучается жизненный мир шведского дипломата, а не его конкретная служба короне. Ибо сама дипломатия, по мнению Дросте, в масштабе Европы уже достаточно изучена (с. 19).

Книга поделена на три большие части, которые, в свою очередь, делятся на главы (всего их 11), а последние - на разделы. В первой части "Методы и подходы" преимущественное внимание уделено тщательному анализу методик П. Бурдье, М. Вебера, Г. Зиммеля и др. и их применению к институтам придворного общества. Особенно подробно Дросте останавливается на теории символического капитала Бурдье, которую берет в основу своего исследования. Здесь же автор обращает внимание читателя на использованные источники и литературу, среди которых, к сожалению, отсутствуют материалы русских архивов и исследования русских ученых. Сказывается незнание русского языка, который так необходим при изучении дипломатии Швеции раннего нового времени, столь тесно связанной с историей России. Вторая часть посвящена социологической характеристике шведских дипломатов - в духе теории П. Бурдье, их службе и достижениям. Большей частью используются письма дипломатов посольства в Гамбурге, самом характерном для шведского представительства. В третьей части анализируются основные придворные институты - семья, патронаж и бюрократия. На всем протяжении книги Дросте ведет дискуссию с социологами и историками. Книга снабжена солидными примечаниями: биографиями известных дипломатов, указателем имен, списком источников и литературы.

Письма дипломатов исследуются в духе концепции придворного общества известного немецкого социолога Н. Элиаса, что совершенно справедливо, поскольку дипломаты того времени, как правило, не рассматривали свою деятельность как автономную и самоценную по своей природе. Они прежде всего были связаны персональной верностью своим патронам и сами являлись членами придворного общества. "Корона" в письмах дипломатов обозначалась двойственно: как центр барочной культуры и как центр управления. Да и такого понятия, как "дипломат", в то время еще не было. Чаще всего членов этой профессиональной группы называли "министрами", а внутри ее существовали свои ранговые различия (с. 80). Дросте опровергает либо корректирует расхожие стереотипы дипломата то ли как шпиона, то ли как коррупционера. Он придерживается мнения, что дипломаты чаще всего преследовали государственные интересы и не стремились немедленно удовлетворить свои финансовые потребности. Своей службой они оказывали своеобразный кредит государству, рассчитывая рано или поздно получить удовлетворение. Такие понятия, как честь и доверие в отношениях клиент-патрон-корона играли важнейшую роль (с. 99). Тем не менее, шпионаж при дворе в Стокгольме и на местах, естественно, существовал, и автор не мог обойти это обстоятельство своим вниманием (с. 178 - 184).

Отношения патроната - клиентелы в мире шведских дипломатов XVII в. автор называет "упорствующей силой" сословного общества, дискредитировавшей "бюрократический рациона-

стр. 167

лизм" (с. 33). В XVI-XVII вв. патронаж превратился в новую культурную форму старого общественного института. Этому способствовали концентрация власти, развивавшиеся функции дворов и условия коммуникации. Патронаж являлся неотъемлемым институтом придворного общества. Ведь, с одной стороны, развивался рациональный образ государственного аппарата, с другой же - придворный стиль жизни требовал личных отношений. В этом стиле патронаж играл важнейшую функцию регулирования социального поведения (с. 254).

Согласно социологической схеме Бурдье, символический капитал, приобретаемый шведскими дипломатами на службе, мог быть социальным, культурным или экономическим. Под социальным капиталом понимается принадлежность к группе, под культурным - образование и воспитание личности, экономический же реализовался через деньги. Обмен формами капитала производится в "поле", под которым Бурдье понимает "исторически конституированную пространственную игру с ее специфическими институтами и собственными законами". В области дипломатии поле определяется как королевская служба, которая является частью центра управления придворного общества. Конечная цель социальных отношений - получение символического капитала, под которым подразумевались честь и кредит, обеспечивавшего защиту индивида его социальной группой (с. 35 - 38).

Что же требовалось от дипломатов, и каким образом осуществляли они обмен символического капитала? Дросте полагает, что дипломатическая корреспонденция с ее специфическим канцелярским стилем в духе придворного общества и одновременно развивавшейся бюрократии целиком отражала жизненный мир дипломатов и их стратегию по отношению к патронам, которые были высокопоставленными чиновниками, канцлерами королевства и государственными секретарями. Автор книги согласен с Бурдье, что дипломату прежде всего необходим был "habitus", то есть внешний облик, манеры, определенный стиль поведения в придворном обществе (с. 36, 214). Это ключевое зерно успеха, который обеспечивался происхождением, образованием, воспитанием, языком, национальностью, конфессией. В карьере дипломата огромную роль играли доверие к нему и осознание им своих обязанностей. Культурные институты существенно помогали налаживать взаимосвязь между дипломатами и их патронами.

Язык и стиль дипломата имели большое значение, поскольку отражали исторические условия и перемены времени. Этот аспект очень важен, если учитывать нередко огромные расстояния между местом дислокации дипломата и Стокгольмом. Именно поэтому письма, а не личные аудиенции, имели первостепенное значение в отношениях между патроном и клиентом. Любопытно, что многие шведские резиденты половину года проводили на месте службы, а половину - при дворе в Стокгольме. Ограниченные людские ресурсы Швеции заставляли корону привлекать на дипломатическую службу иностранцев и купцов, которые в шведских резидентурах второй половины столетия (их насчитывалось 20) составляли две трети от общего числа агентов. Дипломаты дворянского происхождения, отслужив, реализовывали в действительности свой символический капитал, получая пенсии, титулы или собственность (с. 85 - 90).

Рассматривая такие институты как семья, патронаж и бюрократия - важнейшие факторы социализации дипломатов (с. 237 - 305), Дросте выделяет взаимодействие и конфликты между ними. Автор проводит любопытные параллели между семьей и патронажем. Честь главы семьи и патрона обусловливалась службой их родственников и клиентов, и зачастую патроны фактически превращались в отцов своих клиентов. Вместе с тем, связи в семье были более долгосрочными, и родственники чаще имели общие интересы. И все же отношения патрон-клиент носили более рациональный характер. Эти личные отношения были основаны на взаимных доверии, обязанностях и на обменном капитале, который стороны могли принести друг другу (с. 247 - 254).

Дросте придерживается распространенного мнения, что патронаж - институт придворного общества раннего нового времени, уходящий своими корнями в отношения сеньор-вассал эпохи средневековья. Он, как и многие исследователи, занимающиеся отдельными историческими периодами, не совсем точен. Патронаж - не столько измененный условиями раннего нового времени институт феодального общества, сколько типичный институт позднереспубликанского и императорского Рима. Ведь формировавшаяся в непрерывных войнах римская бюрократия в связи с ростом государства тоже требовала подобного регулирования социальных отношений. Известно, что многие аспекты римского права, формы культурной и социальной жизни вновь получили свое распространение и развитие в переходную эпоху. Античные образцы были путеводной звездой для создания образцов придворного общества, которое в историческом плане нельзя назвать абсолютно оригинальным.

И все же Дросте, независимо от того, ставил он такую цель или нет, фактически затронул с социологических позиций проблему сложного перехода европейского общества к современной бюрократии. Этот переход требовал необходи-

стр. 168

мости взаимного сосуществования патримониальных институтов и бюрократии, ибо последняя в условиях отсутствия правового государства была склонна к исключительной коррумпированности и алчности и долгое время была не в состоянии регулировать поведение королевских служащих, в отличие, допустим, от институтов семьи и патронажа (с. 26, 237).

В конце книги Дросте замечает, что не случайно уделил много внимания дебатам о методах социальной и культурной истории. Согласно мнению автора, социальная история не может принять во внимание культурно-исторические методы, и в этом ее существенный недостаток. Фактически он приходит к заключению, противоречащему его первоначальному намерению следовать теоретической модели символического капитала П. Бурдье в целом. Религия, национальность, происхождение, государство и семья не являются абсолютно объективными концептами для описания действий индивидов и их различий. Эти концепты действуют только при дополнении их культурными конструкциями. Автор полагает, что личностные факторы, а именно отношения дружбы, доверия и любви между клиентами и патронами гораздо больше, чем административные обязанности, связывали их и были решающими в карьере шведского дипломата. Очевидно, не зря три раздела книги носят название "Доверие" (ее. 29, 135, 184), а ее эпилог взывает "К чувству дипломатов" (с. 331). Автор слишком доверительно относится к письмам дипломатов, несколько идеализируя отношения между патронами и клиентами.

Думается, методика Дросте расширяет возможности дальнейших исследований в области социальной истории. Рецензируемая книга может оказаться весьма полезной для социологов, культурологов и историков дипломатии.

Примечания

1. См.: KENNEDY P. Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. Lnd., Sydney. 1988.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - Л. И. ИВОНИНА:

Comments: