В 1826 г. был подписан российско-шведский трактат "О границах между Россией и Норвегией в Лапландских погостах"¹. Установленная 180 лет назад государственная граница между Россией и входившей тогда в состав Швеции Норвегией не изменялась с тех пор, являясь, по справедливому мнению норвежского исследователя Й. П. Нильсена, самой старой из ныне существующих границ России². Если история российско-норвежского разграничения 1826 г. уже получила освещение в литературе³, то пограничная ситуация на Крайнем Севере, в Лапландии, предшествующего периода фактически является белым пятном.

Международная обстановка в этом регионе не всегда была безоблачной. Во второй половине XVI - начале XVII в. русское правительство оказалось вовлечено в так называемый "лапландский спор", связанный с нерешенностью вопроса о государственной принадлежности заполярной окраины. Истоки этой проблемы брали начало еще в новгородскую эпоху. Хотя отчасти эти события уже рассматривались в дореволюционной и советской историографии⁴, предметом целостного изучения "лапландская проблема" так и не стала. И это притом, что еще в 1893 - 1897 гг. Ю. Н. Щербачевым был опубликован солидный массив материалов Копенгагенского архива, содержащий много ценных сведений о "лапландском споре"⁵.

До 1826 г. юридически зафиксированной линии государственной границы с Норвегией вообще не существовало, что во многом было связано с тем, что северная область Норвегии Финмарк и Кольский полуостров в течение нескольких веков являлись общим, русско-норвежским округом взимания дани с аборигенов - лопарей, несших бремя двоеданничества. Округ этот появился еще в период Великого Новгорода, в соответствии с так называемой Разграничительной или Рунной грамотой, дошедшей до нас без указания ее даты⁶.

Имущественные и одновременно территориальные претензии владельцев округа - Норвегии и Новгорода - друг к другу приводили к нарушению договора и серьезным конфликтам. Особенно новгородский натиск на северонорвежские земли усилился в начале XIV в., когда русские вместе с карелами и саами совершали постоянные набеги на Финмарк. В 1323 г. такой объединенный отряд, проникнув на судах в Халоголанд, сжег Бьаркэй, поместье правителя Норвегии Эрлинга сына Видкуна⁷. В 1419 г. отряд норвежцев напал на Корельский погост в устье реки Варзуги на южном берегу Кольского полуострова⁸.

Очевидно нехватка сил с обеих сторон делала неэффективными военные меры и продлевала жизнь округу - своеобразному компромиссу интересов. Двоеданничество лопарей, сохранявшееся вплоть до начала XVII в., делает весьма сомнительным отнесение некоторыми исследователями территории Кольского полуострова к безраздельному владению Великого Новгорода, равно как и их попытку представить

Федоров Павел Викторович - кандидат исторических наук, доцент Мурманского государственного педагогического университета.

стр. 152

вхождение Кольского Заполярья в состав Московского государства в числе других новгородских владений сразу же после потери Новгородом своей самостоятельности⁹.

На протяжении XIV - XV вв. и в Скандинавии, и на Русской равнине развивались сложные политические процессы, в результате которых и Норвегия, и Новгород утратили свою независимость. Норвегия вошла в состав Датского, а Новгородская земля - в состав Московского государства. Политические страсти отвлекли на время внимание от Севера. Впрочем, по мере стабилизации обстановки в XVI в. взаимные территориальные претензии усилились.

Еще до подчинения себе Новгорода московские князья, посылавшие на Кольский полуостров "ватаги" за ловчими птицами для княжеской охоты, считали Терскую сторону сферой своего влияния, требуя, чтобы новгородцы туда не ходили¹⁰. После присоединения Новгорода претензии Москвы естественно перенаправились в сторону Дании - совладелицы округа. Возобновление старых территориальных притязаний в XVI в. в значительной степени было связано как с ростом могущества новых владельцев округа, что позволяло последним изыскивать ресурсы в том числе и на урегулирование спорных пограничных проблем, так и с начавшимся в XV в. русским заселением южной части Кольского полуострова.

В первой половине XVI в. московские власти первыми начинают наступление и приступают к приобщению лопарей-язычников к православной, русской вере, что должно было закрепить территорию их проживания за Русским государством. Так, в 1526 г. великий кн. московский Василий III поручил новгородскому архиепископу Макарию отправить на Крайний Север священнослужителей для православного крещения саамов. Этому предшествовала большая миссионерская работа. В Лапландии проповедникам православия (Трифону, Феодориту и др.) открывалось широкое поле деятельности, но в пределах Кольского полуострова, так как лопари, жившие в Финмарке, в свое время уже подверглись влиянию католичества. Однако сама церковь в Норвегии тогда переживала упадок, вызванный Реформацией, и это избавило православие от западного конкурента. Деятельность православных миссионеров в восточной части датско-московского округа, в целом, увенчалась успехом и благодаря их гибкой тактике.

Действовавший вблизи рек Колы и Туломы Феодорит, относившийся к числу так называемых нестяжателей, сделал ставку на культурно-просветительскую работу - изучение саамского языка, перевод Библии и т. д. Правда, предложенный им проект монастыря не предусматривал хозяйственное освоение края. Материально слабый монастырь Феодорита распался, и его монахи ушли на р. Печенгу - к Трифону. Трифон же, напротив, следуя иосифлянской тактике, строил свою миссионерскую деятельность при помощи вовлечения саамов в торгово-экономические отношения. Поэтому, в отличие от Феодорита, он укрупнял свою обитель: приобретал земли, развил хозяйство, опираясь на поддержку Ивана Грозного. Основание Печенгского монастыря в середине XVI в. имело большое значение для утверждения православия, а тем самым и русской государственности в наиболее спорном, северо-западном районе Кольского Севера, непосредственно граничащем с Финмарком.

Московские власти в XVI в. особенно энергично поддерживают на Кольском полуострове православные монастыри, в том числе и те, что находились за пределами края, жалуя им здесь земельные владения, иногда вместе с лопарями. Учитывая, что лопари по-прежнему платили двойную дань, эта мера свидетельствовала о нежелании Москвы сохранять совместное владение округом и учитывать интересы его совладелицы Дании. Впрочем при этом московские власти не отказывались от политических преимуществ и налаживания конструктивного сотрудничества с лопарями. Не случайно еще Василий III в 1517 г. предупреждал русских сборщиков дани о недопустимости произвола в Лапландии¹¹.

Усиливалось русское влияние на Кольском полуострове и вследствие проникновения русских поморов на Мурманское побережье, которые со второй четверти XVI в. стали осваивать тресковые промыслы в Баренцевом море. Появляются сезонные русские становища на побережье, а также возникает международный торг с иностранцами, имевший для Российского государства большое значение, поскольку оно тогда не имело удобного торгового порта. Таким в 1570 - 80-е гг. становится Кола на Мурманском берегу. На торг ежегодно собираются купцы из западноевропейских стран, внутренних районов России, а также местные жители.

Возросшее русское влияние в восточной части датско-московского округа не могло не раздражать датского короля Фредерика II, решившего собирать дань с чужеземных торговых судов, идущих на Мурман. Эта мера вызвала противодействие со стороны торговцев и Фредерик решается на еще более жесткий шаг, приказав своим подчиненным захватывать чужестранные суда, идущие на Мурман и с Мурмана, при-

стр. 153

чем, делать это даже в Кольском заливе, "ибо Кола принадлежит на столько же Норвегии, на сколько и России"¹². Датская эскадра, контролировавшая в 1582 г. побережье Мурмана, выполнила указание короля, ограбив заморских купцов и захвативших у них всяких товаров на 50000 рублей. Фредерик II вскоре идет еще дальше и приказывает своим даныцикам, направляемым на Кольский Север, собирать дань уже не только с саамов, но и "с русских, карел... монастырей, деревень и всех поданных Лапландии", предлагая, правда, в этом случае воздерживаться от применения насилия¹³. Таким образом датские власти к началу 1580-х гг. уже достаточно определенно заявляют претензии на весь Кольский полуостров. Впрочем, если действия датской эскадры у берегов Мурмана оказались весьма успешными, то попытка правительства Дании обложить данью русское население оказалась практически безрезультатной.

Учитывая присутствие русских на Мурмане, правительство Ивана Грозного не заявляет претензий на датско-норвежскую зону общего округа - Финмарк, но неизменно подчеркивает принадлежность к Русскому государству Кольского полуострова. Дважды, в 1562 и 1574 гг., проводится учет населения и хозяйства, предпринимается описание Кольского Севера. Кольский край, таким образом, воспринимался русскими властями как неотделимая часть Русского государства, несмотря на то, что двоеданничество саамов продолжало сохраняться. Об этом же свидетельствует и другой факт: в 1568 году, во время опричнины, для разрешения конфликтной ситуации, возникшей по поводу сбора десятины, царь направил на Терский берег карательный отряд опричников во главе с Басаргой Леонтьевым, устроивший здесь погром¹⁴.

В послании к английской королеве Елизавете I Иван Грозный прямо называет Колу и Печенгу "древней собственностью" своего государства. Обращая внимание на то, что Дания угрожает безопасности и английских купцов, торгующих на Севере, он просит у Елизаветы военной помощи кораблями¹⁵. Однако Россия, проигрывавшая тогда Ливонскую войну Швеции, была по мнению Англии не лучшей союзницей. Не располагая военной защиты с моря, Иван IV пытается укрепить Мурманское побережье учреждением воеводского управления в 1582 г. и созданием укрепления в Коле. Эта мера удивила и даже вызвала растерянность датско-норвежской стороны. Первый воевода боярин Аверкий Иванович рассматривает мурманский торг как сферу влияния Русского государства, установив в его пользу таможенную пошлину. Воеводы представляли здесь Русское государство, и поэтому правительство стремилось назначать на эту должность представителей знатных родов, бояр и князей.

Первые русские воеводы чувствовали себя на Мурмане все же неуверенно. Кольский воевода М. Ф. Судимантов, хотя и называл Колу "царской вотчиной", крайне уклончиво сообщал датско-норвежским посланникам об истинных причинах постройки военной крепости - она-де поставлена для защиты якобы от морских разбойников. А власть Кольского воеводы, разъяснял Судимантов, распространяется не на всю Лапландию, а только на пять волостей¹⁶. От некоторых вопросов воевода и вовсе уклонился, сославшись на отсутствие приказов. О неустойчивом положении воеводы говорит и то, что когда датско-норвежские посланники предложили ему встретиться в Вайда-Губе, он отказался, предложив местом встречи Колу, в Вайда-Губе же "на торговище королевским бы людям с русскими людьми браниться не велели"¹⁷. Внимание, которое Иван Грозный уделял этой окраинной и слабозаселенной территории, вполне согласуется с его внешнеполитической стратегией, ориентированной в связи с началом Ливонской войны на Запад. И хотя основная борьба развернулась в Прибалтике, Кола могла рассматриваться Иваном IV и как запасной выход России в Западную Европу.

Федор Иванович, вслед за своим отцом, продолжал рассматривать восточную Лапландию как свою вотчину. Под влиянием неудачи в Ливонской войне он фактически отказывается связывать западную стратегию с Колой, как для него "то место убогое"¹⁸. Из-за невозможности отвести угрозу со стороны Дании, он переводит международный торг с Мурмана в только что основанный Архангельск (в Коле разрешалось торговать с иностранцами только продуктами местных промыслов), туда же отправляет и Кольских стрельцов, оставив Колу без боевой поддержки.

Но западный политический фактор продолжает влиять на действия царя. В последней четверти XVI в. Швеция, находившаяся во враждебных отношениях и с Россией, и с Данией, стремилась включить Лапландию в сферу своего влияния. Шведский король Юхан III утвердил план ее захвата. В 1589 - 1591 гг. шведы совместно с финнами разорили многие селения на Кольском полуострове, в том числе Кандалакшу и Печенгский монастырь. При этом гибли люди. Дважды в XVI в. подданные шведского короля пытались захватить Колу, но безуспешно. Во время первого нападения в 1589 г. город, оставшийся без стрельцов, организовал оборону силами местных жителей, за что Федор Иванович освободил горожан на три года от всех по-

стр. 154

винностей и пошлин. Одновременно правительство вернуло в город отряд стрельцов. Был перестроен Кольский острог, а Печенгский монастырь по указу царя переведен из Печенги в Колу. В 1595 г., после многолетних войн между Россией и Швецией был заключен Тявзинский мирный договор, по которому среди прочего Швеция отказывалась от притязаний на Кольский полуостров. Но Дания сохранила их, несмотря на то, что сама оказалась вовлечена в борьбу со Швецией за влияние на Балтике и за право сбора дани с саамов в Финмарке. Правда, столь трудные условия соперничества заставили нового датского короля Христиана IV, сменившего в 1588 г. умершего отца своего Фредерика II, отказаться от военного давления на Россию, выбрав в качестве средства решения "лапландского спора" переговорный путь, оказавшийся однако малорезультативным. Монархи обменялись пространными посланиями, в которых доказывали свои права на Кольский полуостров. Ни одна из сторон не желала идти на уступки. В Коле для урегулирования территориального вопроса намечался съезд датских и российских послов, но каждый раз это срывалось: не приезжали то русские послы, то датские.

Борис Годунов выдвинул датской стороне претензии не только на Кольский полуостров, но и на Финмарк. Приближенные царя заявляли датским послам, что граница должна проходить по р. Ивгей, "от государя нашего Колского острогу болши тысячи верст", поэтому и опорный пункт Дании город Варгав "стоит на государя нашего отчиной земле на Лопской", вследствие чего царь "тот город разорити велел". При этом, с установлением границы, приближенные царя предлагали отменить двоеданничество саамов, которое, по их мнению, и создавало прецедент спорности территории¹⁹.

Изменение тактики русских властей привело и к изменению тактики датчан. В 1599 г. эскадра Христиана IV прибыла в Колу, где король обратился к местным жителям с предложением принять датское подданство, но те отказались²⁰. В 1601 г. в России разразился сильный голод. Учитывая острую нехватку ресурсов у своего восточного соседа, Христиан IV решил подкупить Бориса Годунова, предложив ему за Лапландию 50 тысяч талеров, но русский царь отказался, как и от предложения разделить Лапландию таким образом, чтобы самая ценная, северная, приморская ее часть, где развивалась торговля, отошла к Дании, а южная часть - к России²¹. Б. Годунов во время переговоров с послами заявил, что историки не всегда передают истину; свидетельства живых людей гораздо важнее. Но и после этого датчане не теряли надежду и продолжали плести интриги. Христиан IV решил породниться с Борисом Годуновым, предложив женить своего брата Ганса на дочери русского царя Ксении. Этим браком король хотел прежде всего добиться приобретения Кольского полуострова, который невеста могла получить в качестве приданного. Ганс приехал в Россию, однако до переговоров дело так и не дошло, поскольку жених внезапно скончался.

В условиях назревавшей в России Смуты Борис Годунов уже не мог продолжать с Христианом "лапландский спор". Однако продолжавшееся давление со стороны Дании все же заставило его чисто формально заявить об уступке: Годунов снял свои претензии на Финмарк, предложив провести границу чуть западнее Печенгского монастыря²². Детальное же изучение этого вопроса царь передоверил своим послам, которые отправились на встречу с послами в Колу. Съезд, правда, к конструктивным решениям не привел, на что, видимо, и рассчитывал Б. Годунов, стремившийся сохранить в Лапландии статус-кво до установления в России политической стабильности. Между тем Христиан IV приказал датским властям не пропускать русских сборщиков дани в Финмарк. В свою очередь Кольский воевода аналогично поступил в отношении датских сборщиков дани. Это конечно не означало окончательную ликвидацию общего округа. В период Смуты округ был восстановлен, на его территории дань продолжала собираться как Данией, так и Россией.

К концу Смутного времени в России началась шведская интервенция. Ее последствия ощутили и на Севере. В 1611 г. шведы напали на Кольский острог, но взять его не смогли. Шведское правительство в очередной раз отказалось от притязаний на Кольский полуостров. Одновременно Швеция начинает Кальмарскую войну с Данией, но ее также проигрывает, отказавшись от притязаний на Финмарк, что в свою очередь развязало руки Дании. Христиан IV вновь активизировал борьбу за восточную Лапландию, на сей раз угрожая России применением силы. После того, как Россия фактически отказалась от переговоров, датская эскадра в 1621 - 1623 гг. начала разбойные нападения на мурманские берега. Датский флот громил становища и захватывал суда. По указу царя Михаила Федоровича, гарнизон в Коле был увеличен до 500 стрельцов, а число пушек - до 54. Военные действия Дании не принесли результата.

К этому времени общий округ по совместному сбору дани фактически прекратил свое существование. Лопари перестали платить дань двум государствам. Дли-

стр. 155

тельные мероприятия, проводившиеся в течение не одного столетия сначала Новгородом, а затем Москвой, закрепили Кольский Север за Русским государством. Условная, традиционная разграничительная полоса между владениями прошла по территории самых западных православных лопарских погостов - Нявдемскому, Пазрецкому и Печенгскому.

Участвуя в "лапландском споре", русское правительство не столько заботилось о территориальном росте государства и продвижении его к океану, сколько использовало территориальную проблему как один из удобных поводов для усиления своего влияния в Северной Европе. Московия тем самым повышала свой международный статус. Исчерпав "лапландский спор", Российское государство надолго утратило интерес к далекой заполярной окраине, за которую так энергично боролось. Состоявшаяся только спустя два столетия, в 1826 г., формальная демаркация государственной границы была напоминанием о давно перевернутой странице истории.

Примечания

1. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. I. N 302.

2. Соседи на Крайнем Севере: Россия и Норвегия: От первых контактов до Баренцева сотрудничества. Мурманск. 2001, с. 368.

3. ЧУЛКОВ Н. О. К истории разграничения России с Норвегией в 1825 - 1826 гг. Архангельск. 1901; ГОЛУБЦОВ Н. К истории разграничения России с Норвегией. Архангельск. 1910; КОЗМИН К. К вопросу о русско-норвежской границе. - Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1913. N 17; УШАКОВ И. Ф. Кольская земля: Очерки истории Мурманской области в дооктябрьский период. Мурманск. 1972, с. 234 - 237; ПОПОВ Г. П., ДАВЫДОВ Р. А. Мурман: Очерки истории края XIX - начала XX в. Екатеринбург. 1999, с. 18 - 28; и др.

4. КАРАМЗИН Н. М. История государства Российского. Т. IX. М. 2001, гл. I.; БУТКОВ П. Г. Три древние договора руссов с норвежцами и шведами около 1000, в 1323, 1326 гг. - Журнал Министерства внутренних дел. 1837. Ч. XXIII; ФОРСТЕН Г. Сношения Дании с Россией в царствование Христиана IV. - Журнал Министерства народного просвещения. Апрель 1892. Ч. 280. Отд. 2; ШАСКОЛЬСКИЙ И. П. Договоры Новгорода с Норвегией. - Исторические записки. Т. 14. М. 1945; УШАКОВ И. Ф. Ук. соч. Гл. 2 - 5.

5. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене, 1326 - 1690. - Чтения в имп. Обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1893. Кн. 1; Русские акты Копенгагенского Государственного архива, извлеченные Ю. Н. Щербачевым. - Русская историческая библиотека. T. XVI. СПб. 1897.

6. Исследователи выдвигали различные датировки Разграничительной грамоты. Так П. Г. Бутков относил дату ее создания к рубежу IX - X веков, Н. М. Карамзин - к рубежу X - XI веков, И. П. Шаскольский - к 1251 году, П. Мунк - к 1326 году, А. Шлецер - к началу XV века. См. подробнее: ШАСКОЛЬСКИЙ И. П. Ук. соч.

7. ШАСКОЛЬСКИЙ И. П. Ук. соч., с. 40.

8. Новгородская первая летопись. М. -Л. 1950, с. 411 - 412.

9. См. например: УШАКОВ И. Ф. Ук. соч., с. 26, 35. Малоубедительными представляются и такие утверждения: "Специфика Лопской земли была в том, что здесь уплата дани не совпадала с подданством" (ВОЗГРИН В. Е., ШАСКОЛЬСКИЙ И. П., ШРАДЕР Т. А. Грамоты великого князя Василия III сборщикам дани в Лопской земле. - Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XXVI. СПб. 1998, с. 126.). Критиковал такой подход Дж. Х. Линд, убежденный, что территория Финмарка и Кольского полуострова "однозначно понималась как огромная единая общность" (ЛИНД ДЖ. Х. "Разграничительная грамота" и новгородско-норвежские договоры 1251 и 1326 гг. - Новгородский исторический сборник. N 6(16). СПб. 1997, с. 135 - 143.)

10. ПЛАТОНОВ С. Ф. Начало русских поселений на Мурмане. - Производительные силы района Мурманской железной дороги. Петрозаводск. 1923, с. 1.

11. Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XXVI. СПб. 1998, с. 134.

12. Датский архив, с. 120 - 121.

13. Там же, с. 123.

14. САДИКОВ П. А. Очерки по истории опричнины. М. -Л. 1950, с. 192 - 193, 199.

15. КАРАМЗИН Н. М. История государства Российского. Т. IX, с. 499.

16. Датский архив, с. 125.

17. Русские акты, ст. 210.

18. Там же, ст. 236.

19. Там же, ст. 323 - 324, 326.

20. УШАКОВ И. Ф. Ук. соч., с. 88.

21. Датский архив, с. 151, 158.

22. Там же, с. 169.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - П. В. ФЕДОРОВ:

Comments: